89 
– Не шевелись, Дария.
Платье задралось ей на голову, так что она не могла видеть мужа, но слышала его дыхание – хриплое и прерывистое. Он возлег на нее, и Дария положила ноги ему на плечи, откинув платье с глаз. Сжав руками ее гладкие ягодицы, Роланд вонзился в истекающую любовной влагой плоть и, услышав крик Дарии, замер.
– Тебе больно?
Она замотала головой.
Наконец он вышел из нее и откинулся в изнеможении, обливаясь потом и тяжело дыша. Его пальцы гладили внутреннюю поверхность ее бедер, продвигаясь все ближе и ближе к ее святая святых, и когда он проник туда и стал ласкать заветный холмик, она чуть было не зарыдала от наслаждения.
Дария так бешено извивалась, что ему пришлось схватить ее на руки и перенести на узкую кровать. Ее тело сотрясали спазмы, и когда он снова проник в нее, она издала почти животный крик и крепко обвила ногами его бедра.
– Дария! – выдохнул он, орошая ее тайный сад своим семенем.
Несколько минут оба лежали словно бездыханные.
– Хорошо, что Барнелл привез мою одежду, – засмеялась она. – Ты так рвешь ее, Роланд. Он хмыкнул, все еще не в силах прийти в себя.
Когда Роланд вновь обрел способность мыслить здраво, он признался себе в том, что очень изменился, и это испугало его. Он стал нуждаться в своей жене. Его тело распознало в ней свою половину, и потребности плоти становились все сильнее. И дело было не только в том, что она отдалась ему так полно, так безоглядно, – нет, было еще нечто другое. Словно именно Дария предназначалась ему судьбой.
Он решил держаться от нее подальше. Это оказалось проще простого, ибо Барнелл хотел несколько дней отдохнуть, и обязанностью Роланда было показать ему окрестности и рассказать о том, что он замыслил сделать с Тиспен-Ладоком. Дария тоже была занята и с Барнеллом, и со своей матерью. Но только в последний вечер перед отъездом секретаря его величества леди Фортескью появилась в большом зале. Барнелл увидел, как она красива, с волосами цвета меди и светящимися добрыми глазами. Роланд приветливо с ней поздоровался, а сэр Томас настоял на том, чтобы она села подле.
Во время трапезы, которая как всегда была великолепна, Роланд поднялся со своего стула с кубком в руке и произнес, обращаясь к сэру Томасу:
– Вы дали кров мне и моим детям, а также многим поколениям де Турне. Благодарю вас, сэр Томас, я не забуду этого, пока жив. Вы сказали мне, что я должен сделать Тиспен-Аадок полностью своим, а посему следует выбрать для него новое название, которое увековечит мое имя. Я долго думал, пока наконец не осознал, что я странник и люблю многие земли. Я посмотрел мир и привез память о том, что видел, сюда, в Корнуолл, и хочу, чтобы это место называлось Чантри-Холл в память о человеке, которого я знал на святой земле. Он спас мне жизнь и научил превыше всего ценить свободу духа – самый драгоценный дар Господа человеку. Моя благодарность вам, сэр Томас, и тебе, Роберт Барнелл.
Слушайте! Слушайте!
Дария уставилась на Роланда в восхищении, не замечая, что взволнованная служанка перелила вино в ее кубок и оно вытекает через край. Речь, которую только что произнес ее муж, была блестящей и трогательной. Она впервые слышала все это.
Молодая женщина слегка повернулась и увидела, что мать смотрит на нее. Дария быстро опустила глаза, взяла свой кубок и пригубила вино.
"Я значу для него не больше, чем один из мулов, доставивших ему богатства”, – подумала она.
Медленно поднявшись со стула, Дария вышла из зала. Только один человек проводил ее взглядом.
Глава 19
– Скоро пойдет дождь. Ты скучаешь по Уэльсу и бесконечным дождям, которые вымочили тебя до нитки?
Дария стояла у северного крепостного вала, стараясь увидеть море, но видела только лунный свет на зеленых склонах холмов. Вечер был теплым, в воздухе пахло приближавшейся грозой.
– Скучаю.
– Почему ты покинула большой зал? По-моему, я выбрал удачное время для того, чтобы отпраздновать отъезд Барнелла. Я думал, что ему понравится прощальный вечер, если я наполню его смехом, и шутками, и замечательным угощением Элис.
– Не беспокойся, Роланд, он веселится, как и все остальные.
– Почему же ты ушла? Дария пожала плечами.
– Какая разница, там я или нет. Все это, – она обвела вокруг рукой, – твое. Полагаю, ты доволен, Роланд, ведь ты считаешь, что получил это ценой лжи и бесчестия. Надеюсь, каждая овца доставит тебе наслаждение, а каждый сноп пшеницы – бесконечный восторг.
89 
