... 
70 
Трис перешел к просьбе провести улучшения в поместье в Нортумберленде, сравнил расходы с доходами, текущими и предполагаемыми, держа в уме общий доход от всех владений.
– Можно ли продать его?
– Это часть первоначальных владений вашей семьи, ваша светлость.
– Однако оно очень удалено от моих других владений. Я не вижу смысла в том, чтобы цепляться за прошлое, разумнее использовать деньги на что-то другое.
– Всегда можно сэкономить, ваша светлость.
– Черт возьми, Ледерхьюм, сколько можно затягивать пояса? Я не буду сокращать штат – сейчас людям так трудно найти работу. И, – добавил он, – я не собираюсь продавать ни одной из моих лошадей. Я заслужил немного удовольствия.
– Несомненно, сэр. – Ледерхьюм взял документ. – Я дам знать, за сколько это владение может быть продано. Но это будет неблагоразумно – продавать дешевле его стоимости.
– Конечно.
Старик не упомянул о «Ночной охоте» и о женщинах, на которых герцог тоже тратил средства, но не столько, чтобы разориться, в отличие от коллекционирования картин итальянских художников, которым увлекался его дядя. За эту коллекцию, увы, сейчас можно было бы выручить только часть того, что было за нее заплачено.
Трис взял следующий документ, думая о том, что богатая жена, несомненно, стала бы благословением Божьим.
Он подумал о Фиби Суайнемер, у которой была не только холодная красота, но и богатое приданое, и содрогнулся. Леди Трент повсюду водила с собой некую Мэри Бегби – некрасивую, скучную, но наследницу богатого вест-индского торговца. Он подумал о ней и о том, что любовница сделала бы жизнь сносной.
Трис задумался о том, почему он никогда не замечал Крессиду Мэндевилл, дочь набоба из Индии. Ее отец, возможно, не был так богат, как Бегби, и, возможно, родители ее были слишком хорошо воспитаны – или слишком несведущи, – чтобы нанять ловкую аристократку, которая тыкала бы Крессидой в высокородные физиономии. Он не понимал, как он мог быть несколько раз в одной комнате с Крессидой и не заметить ее.
Ледерхьюм деликатно кашлянул, и Трис понял, что он слишком долго смотрит на одну и ту же страницу. Он отложил ее.
– Почему я сужусь с женским монастырем? Это выглядит святотатством.
– Монастырь также может быть землевладельцем, сэр. Вы судитесь с ним, потому что святые монахини посягают на вашу землю в Берресби-Стадли. Они ссылаются на границы, которые были еще до Реформации, но это католический монастырь, который перебрался сюда из-за волнений во Франции. То есть даже история не на их стороне.
– Монахини лгут?
– Было бы ошибкой ставить знак равенства между добродетелью и обетами.
– В самом деле? – с усмешкой спросил Трис. – Ну что ж, тогда держитесь, монахини.
– Ваша светлость…
Неужели в его глазах блеснул огонек?
– Ты уверен, что не хочешь отправиться со мной в «Ночную охоту», Ледерхьюм? Я мог бы организовать развлечения специально для тебя. Зрелую мать-настоятельницу…
– Ваша светлость!
Эта перепалка придала Трису смелости. Он отложил документы в сторону.
– Ледерхьюм, мне нужно поговорить с тобой о твоей должности. – Он увидел беспокойство в его глазах и поднял руку. – Слово чести, здесь у тебя будет место, пока ты этого хочешь, и твой дом тоже будет здесь. И моя благодарность беспредельна. Но я думаю, что пришло время нанять тебе помощника.
– Мне не нужен помощник, ваша светлость, за исключением клерков.
– Тогда я должен проявить власть. Я приказываю тебе завести помощника. Это необходимо по двум причинам. Во-первых, мне нужен кто-то, кто будет объезжать владения, чтобы разбираться с непредвиденными обстоятельствами. Я не хочу полностью поручать дела местным управляющим. Во-вторых, когда ты решишь уйти на покой, мне понадобится кто-нибудь, кто будет готов взять на себя этот груз, кто уже знаком с моими делами.
На секунду выражение лица Ледерхьюма напоминало гримасу Аффема, но затем он пристально посмотрел на Триса.
– Вы удивляете меня, ваша светлость.
– Ты думал, что я буду ленивым растяпой?
– Не ленивым, нет… – Ледерхьюм снял очки и потер отметины, оставленные ими на носу. – Ваш дядя предоставил мне полную свободу действий, и я должен признаться, что привык к этому. Однако то, что вы говорите, благоразумно и мудро. Если я и не хотел выпускать из рук бразды правления, то только потому, что не был высокого мнения о нравственности и мудрости ваших предшественников.
70 
