61 
Глумеж за забором оборвался: обвинение было серьезное. Сами весчане за кражу коровки-кормилицы без колебаний забили бы вора дубьем.
— Неправда! — изменившимся, тонким и испуганным голосом возразил скотокрад, обернувшись к своим. — За них честные деньги плачены!
— А нас не волнует, сам крал или ключ кинул… заказал! — продолжал давить Жар. — Отдавай наш скот, подлюга!
— Ничего я не заказывал, пришел на рынок и купил!
— У кого?
Мужик растерянно умолк: по закону ворованный товар полагалось вернуть, а с продавцом самому разбираться. Но уж больно соблазнительной цена оказалась, решил рискнуть. Где теперь тот чернявый-сладкоголосый, только Хольга с Сашием знают!
— А я тебе говорила — давай у Паная из Зеленого Луга сторгуем! — тихо, но отчетливо прошипел за воротами злющий-презлющий женский голос — С твоим счастьем… Поехал к свату свинью колоть, а вернулся с крадеными коровами! Лучше б сам на тот нож напоролся!
Ворота наконец распахнулись.
— Заходите, — угрюмо предложил мужик — тот, что первым начал разговор. — Потолкуем.
— А кто тут у вас главный? — Жар заглянул за околицу, и заходить в веску ему сразу расхотелось: народу у ворот собралось человек сорок, в основном крепких парней, соскучившихся по кулачным боям.
— Я. — Мужик поправил кожаный тисненый пояс головы, надетый поверх простой, запорошенной сеном одежды. — А вы кто такие будете?
Жар покосился на Рыску и почти честно ответил:
— Бывшие батраки, отработали положенное и новый дом себе ищем. Зашли в кормильню перекусить, а коровки-то, потом и кровью заслуженные, тю-тю! Хорошо, добрые люди подсказали, в какую сторону их угнали, второй день догоняем!
— Этот тоже — батрак? — подозрительно покосился на Алька голова.
— Нет, хозяин наш, — опять-таки не солгал вор, но произнес это так ехидно, что мужик только хмыкнул, разглядывая небритого полуголого саврянина в мятых, грязных и обмахрившихся штанах.
Одна из коров замычала, привлекая к себе общее внимание. Поводья держала низенькая и пухлая, как булочка, женщина, злобно и настороженно глядевшая на чужаков. Видать, жена «скотокрада».
— Что, точно ваши? — уточнил голова.
— Точно! — просияла Рыска.
— А чем докажете?
— Вон та черная — крашеная! — ткнула пальцем девушка. — Милка, Милочка!
Корова повернула к ней морду, приветственно махнула ушами.
— Милкой каждую пятую корову зовут, — ревниво буркнул «скотокрад».
— А еще у нее скол сбоку на левом роге, с медьку!
— Это ты сейчас только углядела! — «Скотокрад» с женой поспешили загородить Милку спинами, но Рыска вдохновенно продолжала:
— И на левом ухе изнутри серое пятно, как боб, а на вымени под самым пузом бородавка!
— Цыц! — Голова осторожно поскреб коровий бок ногтем. Милка вздрогнула и махнула хвостом, пришлепнув «муху». Мужик с шипением потряс кистью. — Шкура как шкура…
— Послюните, — посоветовал Жар.
Голова с еще большей опаской плюнул на корову, совсем обидевшуюся и попятившуюся, сколько узда позволяла. Снова потер. Палец чуток потемнел, но это и от дорожной пыли могло случиться.
— Хорошо взялась, — со смесью гордости и досады пробормотал Жар.
— Вы с другой стороны попробуйте, — умоляюще попросила Рыска, чувствуя себя исключительно глупо. — Там цыган красил.
Глаза у головы совсем ошалели. Красить собственную корову, да еще с помощью цыган?!
— Зачем?
— Ну… так, — смутилась Рыска. — На спор. И чтоб красивее было.
— А какая она раньше была?
— Трехцветная!
Если б не уверенный вид чужаков, голова давно выставил бы их вон. Трехцветная, ишь! В округе это самая желанная масть была, считалось — удачу приносит. А они ее — красить!
Скол и пятно, впрочем, были на месте.
— Надо ее в речку на полчасика загнать, — предложил вор. — Чтоб отмокла.
— Или подождать, покуда линять начнет, — ехидно предложил голова, заглядывая корове под брюхо. Точно — бородавка. Да, такие мелочи только хозяйка знать может. — А до этого кормить-поить вас от пуза, да?
— Нет! Отдайте наших коров, а то к судье жаловаться пойдем! — запальчиво припугнула Рыска. Жар с Альком переглянулись: ничего подобного у них в планах не было.
Но на голову это произвело впечатление. Он в отличие от Рыски знал, чем грозит подобная тяжба: неделя разбирательства, в течение которой судью надобно всячески улещивать, носить «напоминаньица» о деле, а если в твою пользу решит, то еще и «благодарствование». Совершенно добровольное, разумеется, но не забывая, что когда-нибудь ты можешь снова перед этим судьей предстать.
61 
