— Чему? — рыкнул я.
— Не ждала тебя так рано, — улыбнулась она. — Ты же в вечерней смене. А пришел на пять часов раньше.
— Вот видишь. У нас, у временных, свои амбиции. Вы-то, пожизненно нанятые, считаете только выслугу и минуты до пенсии.
Она поцеловала кончики пальцев и похлопала меня по распухшей щеке.
— Сколько у тебя пленок?
— Пять, — ответил я. — Две цветных.
Я прошел по длинным коридорам в комнату фотографов, чтобы заглянуть в свою ячейку. Там лежало только извещение о том, какие выгоды приносит членство в клубе владельцев сберегательных акций.
Нас, временных, это не касалось. Прибыль — это для тех, у кого есть деньги.
Вилле говорил по телефону, но онемел, увидев меня.
— Да, да, — сказал я. — Свалился с автобуса.
Вилле был уже готов начать большое шоу. Драматическим жестом он указал на перечень дневных заданий.
— У нас сегодня... пресс-конференция с премьер-министром, послать тебя туда? Саманта Фокс[50]в «Гранд-отеле», может, и это годится для такого видного сотрудника?..
Он прищурился, разглядывая мое лицо.
— Ты не мог бы выглядеть так же к декабрю? Был бы лицом «Утренней газеты» на Нобелевском празднике!
День обещал быть долгим и утомительным.
Работа в лаборатории заняла почти два часа. Я несколько раз звонил Зверю. Ничего нового. Никто не звонил. Он отрапортовал, что читает очень хорошую книгу Фиделя Кастро: «История меня оправдает».
— Меня тоже, — сказал я и положил трубку.
Я отнес снимки в центральную редакцию. Вокруг них тут же собрался целый косяк сотрудников отдела новостей, ответственные секретари и руководители отдела заметок.
Один снимок был очень хороший: здоровенный охранник обнимает тощего товарища за плечи и делает красноречивый жест другой рукой. Молодой охранник выглядит бледным и потрясенным. Компресс на цветном кадре сияет белизной, а на рубашке видны следы крови.
Дверь углового кабинета отворилась, вышел сам шеф.
Он проследовал между рядами редакторов и руководителей (они слегка поклонились), взял в руки снимки и прокашлялся.
— Хорошие снимки, а? — сказал я. — Теперь, может, возьмут и в штат.
Окружение шефа издало легкий смешок. Но он сразу же заглох — ведь сам шеф даже не улыбнулся. Самые хитрые не смеялись, ждали реакции руководителя. Но их было немного. В этом шлейфе уровень не ахти какой высокий.
Тарн уже прокладывал себе дорогу сквозь толпу. Его пиджак нуждался в химчистке, галстук съехал, да и прилипший к губе окурок сигареты было бы неплохо погасить перед тем, как входить в центральную редакцию — здесь курить запрещалось.
Тарн взял в руки снимок с обоими охранниками.
— Прекрасно, — сказал он. — Само собой, на первую полосу, на пять колонок. С подписью: «Лучше Тотте, чем восемнадцать миллионов!»
В комнате зафыркали, но негромко. А шеф наморщил лоб.
— Гм-гм, — изрек он авторитетно. — Нам еще нужна и карта местности.
— Ясное дело, — усмехнулся я. — «Утренняя газета» должна быть строго консеквентной.
Тарн осклабился, но только он один.
Шеф понял, что ему брошен вызов. И решил принять его. Процесс был длительным. Для пущего понту он вальяжно насупился. Взялся руками за подтяжки и поддернул брюки. Потом застегнул пиджак и откинулся назад. Конец первого акта был близок.
— Все это, — сказал он, тщательно выговаривая каждый слог, — слишком серьезно, чтобы с этим шутить.
— Строгая консеквентность никогда не помешает, — отозвался я.
Вот тут-то он поднял взгляд и увидел мое лицо.
Глаза его остекленели. Он собирался обрезать меня, но сжал зубы и промолчал.
— Я посмотрел в словаре, что означает слово «консеквентный», — сказал я, улыбнувшись столь вежливо, насколько дозволяла моя физиономия. — В разделе «Иностранные слова в шведском».
Шефу было не по себе. Вызов это или нет? Он задумчиво склонил голову. Ситуация требовала переоценки. Наконец углы его губ дрогнули, поползли к ушам. Он улыбнулся, по-мужски и примирительно.
Улыбка его вызвала в комнате неуверенное хихиканье.
— Ты слышишь! — сказал я Тарну. — Я тут стараюсь, поднимаю уровень своего образования. А что делают эти столпы интеллекта? Смеются надо мной!
Тарн загоготал. Подмигнул мне и вышел, развевая за собой сигаретный пепел.
Шеф увидел тут и шанс для себя. Кивнул мне и медленно удалился в свой угловой кабинет. Дверь захлопнулась. Что-что, а чувство стиля у него было. Это все знали.