— Полиция знает, что она позвонила ночью, перед тем как Юлле умер. Связи тут, почитай, никакой и нет. Они знают еще, что она предупредила о предстоящих ограблениях броневиков. Тут связь уже более явственная, но все еще может быть случайной. Если будет еще одно такое ограбление, легавые захотят с ней побеседовать. Они и так знают, где спросить ее адрес. В «Утренней газете».
Тарн вертел в пальцах неприкуренную сигарету.
— Но никто здесь не знает, кто она такая! Никто не знает, где ее искать.
Он ждал продолжения. Но его ждало разочарование.
— Послушай, я довольно много узнал о том, как честно делают карьеру шведские журналисты, — сказал я, набив рот котлетой. — Наши законы и установления ясны и недвусмысленны. Существует положение о свободе печати, о защите источников информации, есть ответственные издатели. Но когда это шведский ответственный издатель садился в тюрьму за то, что выдал источник информации? Более того, когда это шведскому ответственному издателю позволялось скрыть свой источник после публикации деликатных новостей? Ну-ка, ответь.
Тарн не отвечал. Не хотел. Его глаза налились кровью, щеки обвисли.
— Она же ничего не сделала, — сказал он. — Поэтому не играет никакой роли, чисто практически, если полиция узнает, кто она такая.
Я обтер еще болевшие губы салфеткой.
— Тарн, ты помнишь того полицейского, что настучал на своих товарищей? Взял и всем рассказал, как его коллеги избивали людей? Он сам был педераст. На него было заведено секретное дело, тайная полиция установила за ним слежку, и в уголовной картотеке что-то нашли. Помнишь?
— Конечно. — Тарн, похоже, сердился. — Они вывесили его личное дело на доске объявлений в полицейском управлении.
— И вся Швеция могла ознакомиться с его интимнейшей личной жизнью, — сказал я. — Для шведской полиции все мы в чем-то виноваты.
— Ты не веришь ни полиции, ни журналистам.
Я помотал головой:
— И ты, и я знаем, какова реальная действительность. Вспомни дело Гейера.[51]Журналисты тогда словно соревновались, наперебой выкрикивая имя секретного информатора. Его презрительно называли «Государственный источник». Вот тебе журналисты!
— О'кей. Что ты хочешь сказать? Ты знаешь, кто эта девица? Есть у тебя с ней контакт?
Я прикинул. Скоро, довольно скоро, меня назовут лжецом. Тогда краснеть придется тем меньше, чем меньше врал.
— Я не знаю, кто она такая. И я не знаю, есть ли у меня с ней контакт.
Тарн нетерпеливо размахивал незажженной сигаретой.
— Послушай, недавно, ночью я случайно оказался возле телефона, — сказал я. — И тут звонит какая-то девчонка и просит помочь. Я обещаю сделать, что могу. Она рассказывает о своих проблемах. Оказывается, тем, что она знает, возможно, заинтересуется полиция.
Хватит, пожалуй, котлеты и соуса.
— Я фотограф, не журналист. Я не знаю, смогу ли я ей помочь. Не знаю, что делать. Но совершенно уверен в одном. Если я выясню, как ее зовут, и расскажу об этом в центральной редакции, то она пропала. Этот придурок из углового кабинета позвонит в полицию из принципиальных соображений и будет ожидать себе медали «Illis Quorum».[52]Тони Берг продаст эту деву за будущее, сулящее взамен всякую конфиденциальную информацию. И половина ночных дежурных воспользуются этим примером, чтобы получить работу в отделе уголовной хроники, с приятным рабочим расписанием и радиотелефоном в машине.
Тарн показал сигаретой в сторону кафетерия. Мы поднялись и отнесли подносы к посудомоечному монстру, который был кулинарным финалом столовки.
— А второй пункт? — сказал он, вставая в очередь за кофе и зажигая спичку.
— Ты о чем? — спросил я, изображая удивление, но зная, что это не поможет.
— Эта девушка была первым пунктом. Ты сказал, что есть еще одно соображение.
— Что, я должен тебе все рассказывать?
Тарн держал чашку с кофе, и рука у него дрожала. Сигарета прыгала во рту.
— Ты взрослый человек. Поступай как хочешь, черт тебя возьми. Но так уж вышло, что ты сейчас вытворяешь черт знает что с моего скромного согласия. Можешь не называть мне какие-то крутые факты, наоборот — я себя лучше буду чувствовать, не зная их. Но мне будет легче, если я буду знать ход твоей мысли.
Ответа он не ждал. Ссутулившись, двинулся между столов в незанятый угол. Я мог бы плюнуть на кофе и уйти. Но я налил себе чашку и последовал за ним.
51
Гейер — бывший председатель Шведского объединения профсоюзов.
52
Выдается за заслуги в социальной или культурной области.