Зверь справился с большой входной дверью за пятнадцать секунд. При входе был домофон с целой батареей кнопок. Он нажал на все сразу, притиснув их ладонями. Из динамика вырвалась какофония голосов, но Зверь всего-то и сказал:
— Это Калле! Это Калле! Это Калле!
Замок зажужжал, и мы вошли.
Коммандитная компания «Молот» помещалась на верхнем этаже. Лифт с лязгом поднимал нас мимо мраморных площадок, высоких двойных дверей, ведущих в жилые квартиры. Адвокаты, экономисты-консультанты, ревизоры, специалисты по рынку. Таблички с именами на дверях были крупные и безукоризненно чистые — в этом здании хватало работы целому взводу уборщиков, изо дня в день полировавших бронзу.
Лифт прошел все эти этажи, потом какую-то шахту над ними и остановился на площадке, где была только одна дверь.
— Что теперь? — сказал Зверь.
Дверь была стальная. Ни ручек, ни звонка, ни таблички. Даже петли были потайные.
Я воздел руки кверху, изображая волшебника:
— Сезам, откройся!
Зверь засмеялся, но тут раздался негромкий голос из динамика:
— Добрый день. Чем можем быть полезны?
Тот самый аэропортовский голос.
— А, привет, — сказал я. — Это я звонил насчет трупа!
Позади нас лифт пришел в движение. Исчез в шахте. Лестницы тут не было. Зверь пригнулся и быстро обежал площадку, простукивая стены. Скрытых дверей или потайных панелей он не обнаружил.
— Кончай выдрючиваться, — сказал я аэропортовскому голосу. — Густав Далль меня ждет.
Зажужжал электромотор. Стальная дверь медленно поползла вверх, как в гараже. Сперва показался кроваво-красный ковер, потом группа хрупких белых стульев в стиле рококо, украшенных золотом. А дальше — вход в «Молот», выглядевший классом выше, чем стандартная роскошь прочего здания: резьба по светлому дубу, окна с гравировкой по стеклам, бронзовые дверные ручки и древний почтовый ящик.
Это был истинный вход в финансовую компанию «Молот». Стальная дверь служила только целям безопасности. Мне и Зверю выдали увесистый комплимент: поджидая нас, опустили бронированную дверь.
Но Зверь был не в восторге.
— Una trampa, — пробурчал он.
— Мы уже в ловушке, — сказал я. — Нажми на кнопку лифта и убедишься.
Зверь протянул руку и нажал. Лифт никак не среагировал. Тросы не задвигались.
— Ладно, — сказал я и ступил на красный ковер.
Зверь стоял возле лифтовой шахты. Мы следили за стальной дверью с дистанционным управлением. Но ничего не происходило.
Я потрогал ручку резной дубовой двери. Дверь была не заперта.
— Ладно, — снова сказал я, придерживая дверь для Зверя.
Мы скользнули в холл, настороженные, словно испуганные коты.
Мебель стильная, ковры восточные, кричащие полотна на стенах, и в глубине, за письменным столом, на коем можно бы было проводить чемпионат мира по настольному теннису, — какая-то женщина.
— Добро пожаловать, — произнесла она с хорошо заученной вежливостью.
Тот самый голос, аэропортовский. На его хозяйку стоило посмотреть. Ее будто изготовили в соседнем гараже, где стояли «порше»: полировка на лице, обтекаемые формы прически, выдвижные обводы в лифчике, документы указывают на 1948 год, но корпус сменили в прошлом году. Она была столь же натуральна, как пластмассовый огурец на витрине, и сексуальности в ней было столько же.
— Директор Далль ожидал только одного посетителя.
По-видимому, она была идеальной секретаршей для владельца «порше». Я не мог глаз от нее отвести. Корсет, должно быть, сварен из нержавейки.
— Придется ему примириться с двумя, — сказал я.
Она изучала мое измочаленное лицо. Улыбнулась вдруг, показав идеально белые зубы. Наклонилась к переговорнику и сказала:
— Здесь два посетителя. Попросить их войти?
Из репродуктора раздалось что-то неразборчивое, и она указала на еще одну дубовую, двойную дверь. Та медленно скользнула вверх. Видно, она нажала на кнопку.
Я шел, широко шагая, по темному ковру, расстилавшемуся от стены до стены. Комната была величиной с поле, в ней можно было чинить самолеты. Две стены — сплошные окна. Зверь шел вплотную за мной, мы оба остановились в удивлении, едва переступив порог.
Вся комната пропахла сладкими духами.
А он был в ней один.
Густав Далль сидел в пухлом кожаном кресле как раз там, где углом сходились большие окна. Комната была обставлена скромно. Тяжелые белые гардины из расшитого вручную шелка струились по двум стенам, предметы искусства стоимостью в миллионы были развешаны по двум другим. Мебель из бородавчатой березы, посуда с гравировкой, бронза — все это хвастливо сгрудилось вокруг письменного стола.