58 
Зверь и я стояли, принюхиваясь. Запах духов был одуряющий.
— И кто же это из вас выпендривался по телефону?
Голос был хриплый, затрудненный.
— Я, — ответил я. — Уютное тут у тебя гнездышко.
Он был здоровенный — невысок ростом, но широкоплечий и плотный. Мое распухшее лицо явно забавляло его, но до улыбки дело не дошло.
— Почему? — прохрипел он.
— Что — почему?
— Почему выпендривался?
Я пожал плечами:
— Надо было как-то попасть сюда.
Он засмеялся — тоже с хрипотцой:
— Ты небось мастак... выпендриться. Это видно... по твоему лицу...
Вера в себя просто била в нем ключом. Запах духов ходил по комнате волнами. Щеки у него были выбриты до блеска, голубые глаза с красными прожилками, волосы плотно приглажены.
— Borracho, — сказал Зверь, не глядя на меня.
Я кивнул.
Густав Далль был алкоголик. Знакомый облик — таких, как он, я видывал и ранее.
Выпьют и закуролесят. А с похмелья начинают ко всему придираться. В полночь — генералы, наутро — капралы. Крикливые и злобные перед тем, как отключиться, въедливые и придирчивые на работе утром. Утренние часы — самые ценные, а им приходится доказывать, что для настоящих мужчин алкоголь накануне вечером — так, пустячок, приятное времяпрепровождение. По утрам-то они в порядке, хоть на выставку. Благоухают лосьоном, дезодорантом и присыпкой для ног.
Такие алкоголики всегда ухоженны, всегда нахальны, всегда настырны.
— Вот она, Швеция, — сказал я, не обращаясь ни к кому.
Публика насторожилась, ожидая дальнейших проявлений мудрости.
— В Швеции люди думают, что чем ты громогласнее выступаешь на совещаниях, тем ты напористее в деле.
Далль улыбнулся, но по вискам у него тек пот — это выходил вчерашний алкоголь.
— Я деловой человек, — прогудел он, как бы рассуждая о чем-то. Голос звучал глухо, но спокойно. — Веду дела такого уровня, что на меня всегда обращено внимание. Правительство, госбанк, биржа, средства информации. Все за мной наблюдают. Я не могу позволить себе никаких скандалов. Они могут стоить мне слишком дорого.
— Труп, — сказал я, — труп, который раскачивается на веревке под потолком в разгар всех твоих операций с компаниями по охране, — это могло бы считаться скандалом?
Густав Далль молча кивнул. Я не продолжал.
— Случается, — прохрипел Густав Далль, — что сюда приходят люди, чтобы угрожать мне. Угрожают тем, что мне нужно меньше всего, то есть скандалами. — Он фыркнул. — Деловые люди моего уровня быстро приноравливаются управляться со скандалами. Это вообще-то просто... надо избегать их или не допускать. — Тут он улыбнулся с видом раздражающего превосходства. — А от тех, кто угрожает... откупаются. Следуя чисто деловым принципам. Обычно это стоит пятьдесят тысяч крон.
Он сделал нарочитую паузу. В комнате было тихо.
— Такова цена просчетов, — зло прохрипел он под конец.
Новая деланная пауза. Я взглянул на Зверя. Он стоял в центре ковра, скрестив руки на груди. Лицо его ничего не выражало.
Густав Далль отхаркался.
— Обычно я делаю так: «А» приходит, хочет продать скандал. Я предлагаю пятьдесят тысяч крон. Он говорит «нет». Тогда я обращаюсь к «Б», возглавляющему специализированную организацию, и говорю: «А» упрямится, ты его не уговоришь? Получишь пятьдесят тысяч крон!
Он мрачно улыбнулся.
— Пока что мне всегда везло. И оба решения стоят одинаково. Что доказывает, что деловой подход к проблемам — самый здоровый.
— Ты и с Юлиусом Боммером сделал то же самое? — спросил я.
Густав Далль помотал головой.
— Нет, — прохрипел он, улыбаясь, — мои специалисты никого не убивают. И кто такой этот Юлиус Боммер?
Я звучно вздохнул.
— Деловая жизнь похожа на все остальное, — сказал я. — И хуже всего, что и там попадаются самоуверенные индюки.
Его улыбка стала еще шире. Он обожал ругаться.
— Вести дела — не бог весть какое искусство, — продолжал я. — Рецепт один: покупай подешевле, продавай подороже. Но дела могут запутаться, если столкнешься с такими тупыми гусаками, как ты. Людьми, которые даже не могут отличить покупателя от продавца.
В светло-голубых глазах что-то блеснуло.
— О, — сказал он весело, — ты, значит, хочешь что-то у меня купить?
Я присел на одну из березовых скамеечек.
— У тебя нет ничего для продажи, — заметил я. — Единственное, что у тебя есть, это деньги, такие деньги, какие обеспечивают тебе только презрение.
58 
