Особенно,... 
68 
– Интересно, почему он принял такое решение? – полюбопытствовал Яков. – Как я понимаю, герцог Шартрский занимает более высокое положение, чем ваш господин. За него с радостью выйдет замуж принцесса любой цивилизованной страны. – Тут он скупо улыбнулся и добавил: – Вы ведь русских считаете варварами.
– Мсье, золото не пахнет, – цинично улыбнувшись, ответил Фоссар. – Неважно, в каких оно побывало руках, главное, чтобы его было много. Страну, богаче Руссии, трудно найти. Ну разве что Испания с ее заокеанскими колониями и золотыми приисками. Но тут дело в другом. По моему уразумению, герцог Орлеанский метит поставить своего старшего сына на польский престол. Король польский Август II совсем плох, похоже, ему осталось недолго жить, а лучше кандидатуры на трон Ягеллонов, чем породнившийся с русским царем герцог Шартрский, не сыскать. – Шевалье снова ухмыльнулся – на сей раз хищно. – Регент задумал достать Орлеанской линии дома Бурбонов то, чего ей сильно нехватает – королевскую корону.
«Понравится ли Англии такое сближение России и Франции? – скептически подумал Яков. – Европейская политика не для слабонервных. Боюсь, что царь Петр и на этот раз получит отказ…» Долгие беседы с Феофаном Прокоповичем на разные темы, часто касающиеся вещей весьма отдаленных от тех предметов и наук, которые Яков изучал в Киево-Могилянской академии, вызвали у молодого Полуботка большой интерес к международной политике; поэтому он неплохо ориентировался в дипломатических хитросплетениях.
Так, коротая время в разговорах, они и дошли до постоялого двора, где квартировал гетман-эмигрант Орлик. Это заведение называлось «Золотая шпора».
Такое же наименование носили и гостиница с таверной, принадлежавшие хозяину постоялого двора. Однако столь благозвучное название совсем не соответствовало внешнему виду «Золотой шпоры». Постоялый двор находился на грязной кривой улочке с домами старой постройки (хотя он и был расположен недалеко от центра Парижа), и здесь селились разве что обедневшие шевалье да небогатые купцы.
Бомбанс, который следовал за казаками, как привязанный на веревочке, недоумевал: что забыли такие богатые и знатные господа, которых принимал сам принц, граф де Шароле, в столь убогом пристанище?! Это попахивало тайной, и юный воришка решил разбиться в лепешку, но узнать, в чем тут дело.
По дороге Бомбанс неожиданно почувствовал, что проголодался (подростка даже после сытной еды никогда не оставляло чувство голода, от которого он натерпелся в детстве), поэтому мальчик ухитрился стащить с тележки зеленщика несколько огурцов. Устроившись в чахлом кустарнике возле коновязи, Бомбанс звучно, с хрустом, раскусил длинный зеленый плод, чем вызвал неподдельный интерес к своей персоне двух одров, которые вяло жевали перепревшее сено.
Весело подмигнув лошадиным мордам и в который раз ощупав в кармане золотой кругляшек, юный вор с огромным терпением и стоицизмом, вообще присущим его «профессии», приготовился сколь угодно долго ждать появления иностранцев, которые зашли в помещение гостиницы, – хоть до нового пришествия.
Глава 12
Авария
Сон был похожим на явь. Только на этот раз Глеб был не в качестве участника мрачного действа, а сторонним наблюдателем.
Ему приснилась баба Дуня. Она сидела возле стола и, делая пассы руками, глядела в большой эмалированный тазик с водой. С того места, где находился Глеб, не было видно, что творится в тазике, но, судя по отблескам на лице старухи, он исполнял для нее роль телевизора. Только картинки, которые мелькали в нем, не являлись очередным дурацким шоу бездарных телеведущих; они были живыми и жили своей жизнью. Глеб откуда-то это знал и совсем не удивлялся такой потрясающей метаморфозе, случившейся с обычным тазиком для стирки белья.
Неожиданно водная гладь в тазике взбурлила, пошел дымок, похожий на предутренний туман, и из его седых завитков сложился как в детском конструкторе джинн Хоттабыч, который по мере обретения новых фрагментов все больше и больше становился похож на торговца с рынка, таинственного «запорожца».
Наверное, баба Дуня не ожидала его появления, потому что она отпрянула от тазика и взмахнула рукой, отгоняя, как ей показалось, наваждение. Но старик не исчез. Он превратился в живую плоть и грузно ухнул по другую сторону стола. Встав на ноги, оживший призрак вперил свой страшный огненный взгляд в старуху. Судя по шевелению его губ, он что-то говорил, но Глеб не слышал слов. Он так сильно был потрясен увиденным, что закричал от испуга, однако крик так и остался где-то у него внутри; Глеб онемел.
68 
