69 
Брички припустили во весь опор – даже Спартаку, в здешних делах не смыслившему ни уха, ни рыла, моментально стало ясно на основе того, что он уже знал: он только что наблюдал лихой партизанский налет на сотрудничавший с оккупантами населенный пункт, а значит, надо побыстрее уносить ноги, пока немцы не очухались. Как можно было догадаться из слов Панаса, их гарнизон не так уж и далеко...
Его швыряло и мотало, бричку подбрасывало на колдобинах – гнали по бездорожью, напрямик, – но он был даже рад: при такой скорости и тряске ротмистру не до попыток наладить хоть какое-то общение, а значит, выяснение отношений откладывается... Спартак совершенно не представлял, какие уловки в его положении можно измыслить: разве что если объявится кто-то знающий немецкий, попытаться через него вкрутить командиру, что он, вообще-то, выполняющий особо засекреченную миссию американец... Вряд ли у них тут сыщутся знатоки английского, способные с ходу разоблачить самозванца.
Ну а потом-то что? Ладно, не найдется у них знающих английский... А дальше? А что там «дальше» – просить, чтобы переправили на восток, к линии фронта – мол, у него есть приказ в случае, если собьют, пробираться к передовым советским частям, как-никак СССР и США – союзники. В конце-то концов, ничего подозрительного, это самый короткий путь, не пробираться же «сбитому американцу» в Англию через всю оккупированную гитлеровцами Европу? Вот то-то и оно...
Ротмистр временами все так же доброжелательно ему улыбался, хотя от тряски улыбка превращалась в гримасу – и Спартак отвечал столь же дружескими гримасами. Настроение у него если и улучшилось, то ненамного: слышал краем уха об этих «коронованных», вражье натуральное, не лучше немцев...
Повозки вдруг без команды рассыпались в разные стороны, и вскоре Спартак уже не увидел ни одной. Судя по тому, как четко и слаженно это было проделано, явно была предварительная договоренность порскнуть в разные стороны в условленном месте.
Кучер натянул вожжи, и все попрыгали на землю – Спартак последним. Они остановились псореди дикого леса, произраставшего на пересеченной местности.
Ротмистр улыбнулся ему, развел руками: мол, ничего не поделаешь, переходим в пехоту. Спартак понятливо кивнул.
Они шли по чащобе чуть ли не полчаса: Спартак мог определить время, потому что комендант и его бандиты не позарились на изделие первого часового завода имени Кирова с поцарапанным стеклом. Часишки, действительно, выглядели хуже некуда, но Спартак к ним привык как к талисману, еще с Финской, и потому не собирался менять ни на какие роскошные трофейные.
Дикие были места, но совершенно безопасные, судя по тому, что его спутники двигались без особых предосторожностей, почти как на прогулке. Щебетали птицы, насквозь незнакомо – хотя что он, горожанин, понимал в лесных птахах? – чащоба была пронизана солнечными лучами, пахло хвоей и смолой, и казалось, что никакой войны нет вовсе...
Потом идиллия кончилась. Послышался резкий короткий окрик, и шагавший впереди автоматчик выкрикнул столь же короткое слово – вероятно, пароль, поскольку с той стороны больше не последовало реплик. Сопровождавшие Спартака еще более ускорили шаг с видом людей, наконец-то вернувшихся домой, или, учитывая партизанские реалии, в надежное убежище.
Впереди, на обширной поляне, показался двухэтажный кирпичный домик с высокой острой крышей, похожий на маленький замок из сказки. У него был определенно вальяжный вид, и Спартак недоумевающе покрутил головой: совершенно ясно, что места эти изначально были дикой и необитаемой чащобой, вон какие-то лиственные деревья вокруг. Значит, не могло тут быть ни города, ни деревни, ни даже дворянского имения: домик вовсе не выглядит остатком чего-то более крупного, сразу видно, что он так и стоял с самого начала сам по себе, в одиночку. Что за чудеса буржуазного мира?
Несколько человек встретили их у крыльца – разномастно одетые, но все с одинаковыми повязками на рукавах и орлами на головных уборах. Судя по их поведению, определил Спартак опытным глазом кадрового военного, старше ротмистра по званию или положению тут никого не было – такие вещи сразу просекаются. Видно было, что они помирают от желания кинуться с расспросами, но ведут себя согласно субординации.
Зато на него таращились с простодушным удивлением детей, оказавшихся перед клеткой экзотического павиана в зоопарке. Ротмистра опять-таки не осмелились расспрашивать, но за спиной Спартака кто-то тихонько задал вопрос одному из приехавших с ними автоматчиков, и тот ответил так же тихо. Среди потока шипящих Спартак расслышал уже знакомое – что-то насчет «американьскего бомбовца».
69 
