Особенно,... 
70 
Внутри обстановка не напоминала ни сельский домик, ни даже хорошо обставленную квартиру – они оказались в декорациях какой-то пьесы о старинной жизни: обшитые темным деревом стены, тяжелая древняя мебель, оленьи, кабаньи и медвежьи головы на стенах, лестница с вычурными балясинами, сабли и чертовски старомодные ружья развешаны во множестве...
Ротмистр жестом любезного хозяина показал направо, и Спартак направился туда. Следом за ними никто не пошел – ротмистр на ходу, не останавливаясь и не поворачивая головы, отдал какие-то приказы, и прочие улетучились. «Ага, – сказал себе Спартак. – Ну, эти дела мы знаем: загнивающее буржуазное общество, пропасть, отделяющая офицерский корпус от рядовых... Аристократ хренов. Попался б ты году в тридцать девятом соответствующим органам, не форсил бы этак вот...»
Они вошли в небольшое помещение с камином – Спартак впервые в жизни видел настоящий камин не в музее, – с той же старинной мебелью и обшитыми резными панелями стенами.
Следуя кивку хозяина – ротмистр вел себя именно как хозяин, – он уселся за неподъемный стол, воровато оглянулся, на миг представив себя героем пьесы из жизни сметенных историей эксплуататорских классов, – если приглядеться, увидишь в темноте зала зрителей.
Никаких зрителей не оказалось, конечно. Это был не театр. Ротмистр, прекрасно ориентировавшийся среди всей этой пошлой роскоши, достал из высокого шкафа темную бутылку, два металлических бокальчика (судя по тяжелому стуку, с каким они опустились на стол, именно металлических), наполнил их. Приглашающим жестом указал Спартаку на один.
Ну, тут уж упрашивать не приходилось. Коснувшись губами содержимого, Спартак определил по запаху и вкусу, что это не вино, а скорее нечто вроде коньяка, – и моментально осушил свой бокальчик. Ротмистр выпил примерно так же. Взглянул на Спартака и улыбнулся чуть беспомощно, так, что понять его было легче легкого: ну и как же нам, друг ситный, прикажешь общаться, если ты по-нашему ни бельмеса, а я по-американски ни слова не знаю?
– Может быть, вы по-немецки говорите? – с надеждой спросил Спартак, разглядывая свой стопарь.
На нем, никаких сомнений, красовался тот же герб, что и на портсигаре. Ага, кое-что начинает проясняться и складываться в картинку...
– А вы – говорите? – изумленно воскликнул ротмистр на неплохом немецком, пожалуй, даже лучшем, чем немецкий Спартака.
– Особая группа, – сказал Спартак веско. – Нас специально учили.
– Прекрасно, – обрадовался ротмистр. – А я уж было приуныл, решив, что нам придется пока что объясняться жестами... Как вы себя чувствуете, лейтенант?
– Не особенно хорошо, – искренне сказал Спартак. – Ну, вы понимаете...
– Да, конечно. Прекрасно понимаю, что вам пришлось пережить. Остальные, надеюсь, успели выпрыгнуть?
– Не все... – сказал Спартак. – Что это за место?
– Наш охотничий домик. Нашего семейства, я имею в виду.
«Ах, вот оно что, – подумал Спартак. – Графья недорезанные, будем знакомы...»
– Сейчас принесут что-нибудь поесть, – сказал ротмистр. – Не откажетесь?
– Не откажусь, – кивнул Спартак.
У него создалось впечатление, что ротмистр чего-то напряженно ждет, и уж никак не такого пустяка, как жратва, которую должны доставить, надо полагать, на столь же роскошном подносе. Стопари то ли позолоченные, то ли – очень может быть, судя по весу – целиком из золота. С приятностью разлагаются графья, этакие бури над Европой крутятся, а охотничий домик по-прежнему цел...
Ну, так что же делать? Может, приложить этому экспонату со свалки истории по башке и, не мудрствуя, выскочить в ближайшее окно? За ним будет погоня, конечно – но убегать от партизан совсем не то, что от немцев, никакого сравнения... Рискнуть? Тут должны быть и какие-то другие партизаны, которые как раз Москве подчиняются...
– Вам не жарко в этой одежде? – любезно спросил ротмистр. – Снимайте и располагайтесь без церемоний, вы у друзей. Мы – Армия Крайова. Доводилось слышать, надеюсь?
Спартак молча кивнул. Он и в самом деле слышал краем уха от особистов, что именно эту армию следует избегать, как черт ладана, поскольку тут все сплошь реакционеры и антикоммунисты.
– Ничего, – сказал он. – Мне что-то зябко...
Глупо было думать, что кадровый вояка – а у ротмистра все повадки кадрового – не опознает с ходу советское обмундирование...
Открылась резная дверь, вошли еще несколько человек. Спартак повернулся и уставился на них во все глаза без всяких церемоний, как и полагалось любопытному американцу. Один – ничего особенно сложного, верзила с не отягощенной интеллектом физиономией. Второй, хотя и с коричневой кобурой на поясе, явно интеллигент – щупленький и лысенький, с замашками закоренелого штатского. Третий...
70 
