Пушкин пожал плечами:
— Интересно, что во мне может быть такого… Прежде меня все эти твари не особенно и пугались…
Он осекся. Поднял к глазам руку с перстнем, загадочно сверкавшим в лунном свете, — цепочка загадочных знаков, как и в прошлый раз, казалась мерцающей внутренним огнем. Ну да, не было других объяснений…
В приливе той нерассуждающей лихости, что не единожды напортила ему в жизни, он бросился вперед, недвусмысленно нацеливаясь припечатать бронзового зверя кольцом меж глаз.
Отчаянно лязгнула бронза по камню — кабан развернулся и кинулся прочь, не поворачивая головы назад, из-под копыт брызнули искры, задребезжало, покатилось подвернувшееся жестяное ведро…
— Ага-га! — взревел барон, кидаясь следом с поднятым клинком. — Ату его, мерзавца!
Пушкин ухватил его за рукав и насилу остановил:
— Алоизиус, куда вы?!
— Да, вы правы, — опомнившись, сказал барон, смущенно пряча клинок. — Неосмотрительно… Но колечко-то до чего интересное! Теперь не сомневаетесь, что именно в нем дело?
— Теперь — нет, — сказал Пушкин. — Какие, к лешему, сомнения…
Он смотрел на перстень с некоторой опаской — сейчас, когда старинная вещица так проявила себя, словно бы даже начинаешь ее чуточку бояться: кто знает, исчерпываются ли на этом ее неведомые качества…
— То-то этот каналья хотел его у вас купить за бешеные деньги, — сказал барон. — Наверняка соображал, что к чему…
— Наверняка, — кивнул Пушкин. — Нам бы самим сообразить, чего еще ждать от этой безделушки…
— Разберемся, — сказал барон с ухарским видом. — Пока что меня вполне устраивает, что оно действует на этих чародейных тварей, будто ковш кипятка на бешеную собаку… Пойдемте? А то еще что-нибудь другое вынырнет, которое кольца не боится…
До своего отеля они добрались без всяких приключений, по темной лестнице поднялись в свои апартаменты. Как оказалось, славный малый Луиджи Брамболини бдительно нес стражу у двери в комнату кукольника, примостившись на вычурном стуле. Едва услышав вошедших, он вскочил и, позевывая, браво доложил:
— Ваш дядюшка, синьоры, снова порывался сбежать неведомо куда. То деньги мне предлагал, чтобы я его выпустил, то угрожал, непонятно даже и чем, совсем заговариваться стал, бедолага… Как вы и соизволили предупредить, говорил, будто никакой он не ваш дядюшка, а кукольных дел мастер, которого два злоумышленника, то есть ваши милости, обманом лишили свободы… Ну, я ему предъявил те самые аргументы, касаемо которых вы предупреждали, и он малость унялся. Давненько не слышно, должно быть, чуточку опамятовался и лег спать… Какие будут распоряжения?
— Зажгите свечи и можете идти спать, — нетерпеливо распорядился Пушкин.
Едва приказание было выполнено, и Луиджи, уже зевая во весь рот, удалился, Пушкин сел к столу и положил перед собой пухлую стопу пергаментных листов — хранившиеся несколько столетий бумаги Курицына. Барон, без всякого стеснения заглядывавший ему через плечо, протянул:
— Ни черта не понимаю, но и так ясно, что дело темное…
Действительно, почти половину первого листа занимала странная решетка: две параллельных линии, пересеченные двумя другими, отчего образовался замкнутый квадрат и еще восемь открытых то с одной стороны, то сразу с двух. Во всех девяти красовались загадочные знаки, не похожие ни на один известный алфавит, а под решеткой тянулись сплошные строки текста, не разделенного знаками препинания и не разбитого на слова.
Переставив поближе подсвечник, Пушкин долго всматривался в эту абракадабру, задумчиво шевеля губами.
— Черт знает что! — с чувством сказал барон. — Я бы и под страхом смерти не взялся искать в этом смысл. Редкостная бессмыслица…
— Вот тут вы ошибаетесь, Алоизиус, — сказал Пушкин с легкой улыбкой. — Не так страшен черт, как его малюют…
Барон воззрился на него в совершеннейшем изумлении:
— Хотите сказать, вы что-нибудь в этом понимаете?
— Пока что не понимаю ничегошеньки, — сказал Пушкин с некой отрешенностью. — Но понимаю зато, с чем имею дело. Вот именно, решетка… и знаки попеременно киноварно-красные и черные… Я начинал службу в министерстве иностранных дел, Алоизиус. Там, помимо прочего, нам демонстрировали немало старинных шифров, что были в ходу в давние времена. Между прочим, они не так уж сложны. Тогда еще не умели придумывать по-настоящему… сложную тайнопись…