– Очень даже мясо! Совсем как глупая овца!
– Нет, не мясо!
– Мясо!
– Не мясо, не мясо!
– Хватит! – скомандовала Джудит, ужасаясь их спору. Оба замолчали, но продолжали метать друг на друга гневные взгляды.
– Бастьен, после завтрака тридцать раз напишешь в своей лучшей тетради фразу «Я не должен грубить моей сестре». Роузи, подумай и объясни мне, почему люди – это не мясо.
– Хорошо, мама, – мрачным хором ответили дети.
– Отлично. Тогда ступайте одеваться.
Когда дети ушли, Леандр притянул к себе жену и поцеловал ее.
– Какая ты строгая! Так почему же люди не мясо?
– Потому, – ответила она, стыдясь откровенных поцелуев при свете дня. – Роузи, наверное, станет говорить, что у людей бессмертные души. Если она просто задумается над этим вопросом, это уже хорошо.
– Можно и мне послушать ее объяснения? – улыбнулся Леандр.
– Разумеется, только не надо ждать очень многого от шестилетней девочки.
После завтрака Бастьен отправился выполнять приказание матери, а Роузи осталась, чтобы рассказать ей, почему людей нельзя назвать мясом.
Роузи встала, сложив перед собой руки, и начала:
– Я подумала, мама, и решила, что люди отчасти мясо, но Бог сделал их особенными и дал им бессмертную душу. Еще Бог дал людям господство над животными, поэтому они не едят людей.
Джудит решила пока не разочаровывать Роузи насчет того, что иногда животные все-таки нападают на людей и пожирают их. Она уже собиралась похвалить дочь за правильные мысли, как Роузи вдруг сказала:
– Но это заставило меня подумать о Данииле, мама.
– О Данииле? – с упавшим сердцем переспросила Джудит.
– В логове львов. Ведь львы собирались съесть его, да?
Джудит не знала, что ответить, а Роузи между тем продолжала:
– И христиан в Риме бросали львам на растерзание. – У нее задрожали губы. – Мама, я не хочу, чтобы меня съели!
И Роузи бросилась в материнские объятия.
– Ну что ты, детка, – бормотала Джудит. – Так бывает редко, а уж в Англии и вовсе никогда!
Она взглянула на Леандра, ожидая от него поддержки.
– Разумеется! – бодро подтвердил он. – В Англии нет крупных плотоядных животных.
Роузи искоса посмотрела на него:
– Правда?
– Слово джентльмена!
– И постель не ела маму?
– Нет, разумеется. Мы просто играли.
– Взрослые не играют, – убежденно сказала Роузи.
Леандр улыбнулся жене, и от его улыбки ее бросило в жар.
– Играют, еще как играют.
– А папа не играл, – упрямо стояла на своем Роузи.
– А этот папа играет, – не отступал Леандр.
Успокоившись, Роузи пошла готовиться к верховой езде. Покачав головой, Джудит сказала:
– Как это, должно быть, странно… тебе шесть лет, и ты не знаешь, где реальность, где вымысел.
– Ты уверена, что сейчас всегда знаешь, где реальность и где вымысел?
– Конечно, – удивилась вопросу Джудит, но тут же задумалась. Иногда она действительно бывала в замешательстве.
– Возьмем мою ситуацию с Темпл-Ноллисом, – посерьезнел Леандр. – Где тут реальность и где вымысел?
– Мы узнаем это, как только доберемся туда, – твердо сказала Джудит.
– Да, конечно, – согласился муж, но в голосе звучала неуверенность. – Что ты собираешься делать сегодня?
– Ничего особенного. Может, куплю что-нибудь к Рождеству. Знаешь, мы с детьми привыкли делать украшения для дома… – Она подумала о Темпл-Ноллисе.
– Надеюсь, вы развесите рождественские венки по всему дому. Я хочу устроить веселое и шумное английское Рождество. Крепкий эль со специями, засахаренные фрукты, зеленые веточки остролиста с красными ягодками, омела…
Джудит видела, что он говорит совершенно серьезно.
– Хорошо, – сказала она. – Еще мне бы хотелось послать своим родным что-нибудь особенное, если ты не возражаешь. Какой-нибудь еды и подарков. Кстати, можно купить интересные игрушки для детей.
– Игрушки, – с улыбкой повторил за ней муж. – Я тоже должен поискать подарки.
– Вовсе не обязательно нам обоим дарить детям подарки. Они избалуются.
– Не избалуются. Мне тоже нужен предлог, чтобы побывать в магазине игрушек.
Джудит только покачала головой.
– Тогда купи подарки своим двоюродным братьям и сестрам.
– Вот еще! – шутливо отмахнулся Леандр. – Они хотят убить меня!
По его легкомысленному тону Джудит поняла, что он не принимает эту угрозу всерьез. Она же, напротив, относилась к этому с большой тревогой и озабоченностью.