– Так поцелуй ее, – неожиданно улыбнулся Леандр и поднес ладонь к ее губам.
Джудит так и сделала, мысленно радуясь тому, что все смотрели на сцену. Тепло его твердой ладони и вкус его кожи на губах заставили все тело трепетать от смутного желания.
Пьеса Шекспира произвела на детей большое впечатление. Правда, в конце, в сцене убийства героев пьесы, Роузи прижалась к матери и спрятала лицо в складках ее платья. Но в целом спектакль ей очень понравился.
Когда в зале зажглись огни, Джудит повернулась к Леандру:
– Спасибо! Это было чудесно!
– Тебе легко угодить, – улыбнулся он. – Может, дашь мне задачу посложнее? Убить дракона? Встретиться с привидением?
В ответ она лишь засмеялась:
– Я из простой семьи, милорд, и ничего такого не хочу. Привидения водятся только среди аристократии.
Бастьен задал какой-то вопрос, и Леандр повернулся к нему, чтобы ответить. Джудит проверила наличие накидок и перчаток, потом со вздохом оглядела пустеющий партер.
Внезапно она увидела, что на нее в упор смотрит… Себастьян! Она схватилась за поручень, чтобы не упасть от ужаса. В глазах потемнело. Она отчаянно заморгала, и зрение прояснилось. Она снова взглянула в партер, но там уже никого не было. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить бешено бьющееся сердце. Потом снова стала вглядываться в медленно вытекавшую из зала нарядную толпу. Наверное, это была игра воображения, не более того. Или простое сходство. Джудит стала припоминать бледное лицо глядевшего на нее в упор человека. Нет, у него были более темные волосы, чем у настоящего Себастьяна, но сходство было несомненным. Стало страшно не от того, что тот человек был удивительно похож на Себастьяна, но от того, как злобно и мстительно смотрел он на нее.
По дороге домой завязалась оживленная беседа на тему привидений. Джудит и Леандр изо всех сил старались убедить Роузи в том, что привидение было ненастоящее, что это был актер, одетый в длинную развевающуюся накидку. Она так и не поверила им до конца.
– Еще скажи, что они все в конце умерли по-настоящему! – фыркнул Бастьен.
– Нет, не умерли, – возразила Роузи. – Они потом встали и поклонились.
– Между прочим, привидение тоже кланялось, – усмехнулся Бастьен. – И вообще, мне кажется, Гамлет погиб несправедливо. Он только хотел помочь отцу.
Джудит и Леандр обменялись взглядами. Права покойных отцов были весьма щекотливой темой для серьезного обсуждения в столь позднее время суток. Джудит сказала:
– Мы поговорим об этом позднее. Думаю, Гамлет все же совершил поступки, которые нельзя назвать хорошими.
– Но его дядя поступил еще хуже! – горячо возразил Бастьен.
Леандр взъерошил его волосы.
– Ну, тогда хоть он заслуживает смерти.
Как только они вернулись домой, сонных детей сразу уложили спать, а Леандр и Джудит сели за легкий ужин.
– Я удивлена тем, как серьезно они восприняли «Гамлета», – сказала она. – Впрочем, должна признаться, когда шла пьеса, я сама верила в реальность происходящего. Я чувствовала волнение и муки Гамлета, отчаяние бедной Офелии… Я рада, что мы взяли детей с собой. Спасибо тебе.
– Мне самому это доставило удовольствие. – Леандр коснулся ее руки. – Знаешь, я порой чувствую себя пресыщенным, и мне очень приятно взглянуть на все свежим взглядом.
– Да, именно дети даруют нам возможность познать мир заново.
– Я имею в виду не только детей.
Джудит неуверенно посмотрела на мужа:
– Прости, я слишком простодушна…
– И это очень хорошо. Дети вырастут, и ты станешь мудрее. Так давай наслаждаться нынешней простотой и наивностью, пока они есть. Как-нибудь я свожу вас всех в цирк, – подмигнул он ей. – Не могу дождаться этого дня!
На следующий день явились с визитом двое встреченных накануне членов «компании повес». С ними пришел и третий – красивый, хотя и однорукий, мужчина по имени Хэл Боумонт. Джудит начинала думать, что «компания» подбиралась по принципу красивой внешности. Маркиз Арденн был одним из самых красивых мужчин Англии, но Хэл Боумонт, несмотря на свое увечье, мог справедливо считаться почти таким же темноволосым красавцем.
Не было и речи об обычном двадцатиминутном визите. Трое гостей вели себя как дома. Джудит догадалась, что так принято среди членов «компании», и не возражала против этого, хотя постоянно чувствовала на себе оценивающие взгляды, словно ее принимали в новую семью.