– Хорошо, пусть так… Сухопарый вербовщик достал из внутреннего кармана записную книжку, раскрыл ее, полистал.
– Малахов, значит… А вот по моим данным, молодой человек, вы – потомственный русский дворянин, граф Алексей Воронцов-Вельяминов!
Алексей побледнел: откуда у этого человека такие сведения!? Кто он?
– Почему вы молчите? Да-да, вы – граф Воронцов-Вельяминов. Надеюсь, вы не будете это отрицать.
– Ну и что из этого? Алексей с трудом справился с волнением и взял себя в руки.
– А то, что вы скрыли от большевиков принадлежность к дворянскому сословию, свое знатное происхождение. Конечно, ничего зазорного в этом нет. Совдепы дворян не жаловали. Кому хотелось гнить в лагерях? Не так ли? Так!
– Давайте оставим этот разговор, – Алексей упрямо мотнул головой. – В данный момент мое происхождение никакой роли не играет. Я солдат. Советский солдат. Я дрался с оружием в руках против немцев. Я пролил свою кровь за Россию.
– И зря, совершенно зря! – воскликнул вербовщик. – Россия – это не большевики. Они сражаются за надуманные казарменные идеалы всеобщего равенства, в конечном итоге, за свою жизнь и свои привилегии. Но вы дворянин, какое вам дело до этой камарильи? Почему вы стали в строй тех, кто вас ненавидит, считает врагом?
– Вы не правы!
– Нет, прав! Я понимаю, всеобщая мобилизация; в военное время этого избежать нельзя. Но почему, попав в плен, вы даже не сделали попытки изменить свою судьбу?
– Моя судьба – защищать родину от захватчиков.
– Все это не более чем риторика! Может, вы не знаете, но немцы к русскому дворянству относятся благосклонно. И это тоже понятно: большевистская система рухнет (в скором времени, подчеркиваю!), и таким, как вы, молодым, энергичным, умным представителям дворянского сословия придется стать у руля России. Тогда напрашивается вопрос: о какой измене идет речь? Кому? Большевикам – нет, будущей великой и могучей Российской державе – да, если вы откажетесь внести свой вклад в святое дело освобождения родины от большевизма. Подумайте. Я вас не тороплю. Это разговор мы продолжим. До свидания!
Такой внутренней опустошенности Алексей не знал даже в дни тяжелых испытаний, выпавших ему за эти полтора года. Он жил надеждой, которую не могли уничтожить ни побои охранников, ни подневольный труд, ни полуживотное существование в концлагерях. Алексей надеялся возвратиться домой с незапятнанной совестью и снова драться с врагами. А этот вербовщик РОА в пятиминутной беседе срубил под корень все его мечты, на поверку оказавшиеся иллюзией. Он сумел найти самое уязвимое и больное место…
Вспомнилось… Мать пролежала в больнице до середины января 1931 года. За это время Алексей получил от Петухова два письма и посылку с продуктами, отправленную кем-то с ленинградского Главпочтамта, – видно, случилась оказия. В письмах Василий Емельянович был скуп на слова и избегал упоминаний об отце. Он описывал природу Колымы, обычаи и нравы населения, рассказывал про охоту и рыбалку, к чему явно был не равнодушен.
Затем Петухов словно в воду канул. В последнем письме он намекнул, что едет в длительную командировку, и предупредил Алексея, что писать ему не нужно.
О Петухове ничего не было известно до тридцать седьмого года. Однажды вечером, в ноябре, к ним постучался в окно какой-то мужчина. Он хотел видеть Алексея.
Спрятавшись за углом дома от пронизывающего ноябрьского ветра, он торопливой скороговоркой сообщил юноше, что Петухов арестован как враг народа. И передал просьбу Василия Емельяновича никогда и никому не говорить, что он приезжал к ним в гости, а также о том, что отец Алексея был его другом.
Мужчина исчез в ночи, словно призрак, оставив недоумевающего юношу с целым ворохом вопросов, на которые некому было отвечать. Подумав, Алексей решил не говорить об этой встрече даже матери. Он лишь не мог понять, как случилось, что Петухова обвинили в таком тяжком преступлении. Алексей был твердо убежден, что Василий Емельянович – честный человек, настоящий большевик, который просто не мог пойти против народа. Но свои мысли и сомнения он оставил при себе. В стране творилось что-то непонятное, людей арестовывали пачками. Взяли и нескольких преподавателей института, где он учился на юридическом факультете.
Алексей знал их всех, и снова, как в случае с Петуховым, он не мог поверить, что эти умные, глубоко порядочные люди способны свершить те злодеяния, что им приписывали…