Позади всех неприкаянно топтались понятые – продавщица и грузчик из большого продовольственного магазина по соседству с нашей конторой. Мы были немного знакомы, а потому они смотрели на нас с сочувствием. И я знал, почему – у них такие налеты случались через день: то бандиты придут за данью, то налоговая полиция устроит очередную проверку, то райотделовские менты заявятся за тормозком к очередному юбилею начальства, а то и какие-нибудь отморозки набегут со стволами, чтобы взять на гоп-стоп кассира с дневной выручкой.
Взглянув на худощавого, Плат слегка нахмурился и приподнял левую бровь, что у моего друга являлось признаком большого волнения и даже тревоги.
Омоновцы принялись за дело словно слоны в посудной лавке, которые пришли делать уборку помещений. Но мне от этого на душе стало легче – они больше демонстрировали обыск, нежели что-то искали. Лишь худощавый мент, с интересом взглянув на бледного Маркузика, забившегося в угол, сразу прошел в его лабораторию и начал рыться в большой коробке, где хранились дискеты. Строгий Жердин слонялся по офису будто без дела, но его острые глаза казалось залезали в каждую щелку. Он несколько раз останавливался и возле дивана, осматривая его со странным любопытством, но когда омоновцы поснимали с моего "рабочего" места все, что только можно было, оставив голую деревянную основу, похожую на панцирь гигантской доисторической черепахи, капитан потерял к нему всякий интерес и переключился на сейф, без лишних слов открытый Серегой.а И Плат и Жердин вели себя совершенно официально – подчеркнуто официально – обмениваясь ничего не значащими фразами. Да, теперь они были по разные стороны баррикады. Наверное, Серега только сейчас осознал, что такое в нашей стране быть обычным гражданином, у которого права чаще всего написаны лишь на бумаге, а обязанности ему может втолковать любой прыщик при исполнении, да еще и в очень популярной форме – под дых или по мордам.
А я стоял и кипел, как чайник на костре. Суки наглые! Интересно, с таким ли рвением и азартом эта ментура рыскала бы по офису какого-нибудь мафиозного босса, у которого денег куры не клюют? Нет, гад буду, плюну на это наше О.С.А. и примкну к стаду "диких гусей" – наемников. Там по крайней мере буду точно знать, что никакая сволочь вот так безнаказанно не сможет топтаться ботинками по моему личному коврику и пинать валик дивана, на который я кладу свою голову.
Этот рыжий молокосос-омоновец явно нарывался на выяснения отношений. Я тоже не забыл, что он назвал меня козлом, но пока терпеливо сносил будто нечаянные толчки, когда этот сопляк проходил мимо. Но когда он, нагло ухмыляясь, наступил своим пудовым ботинком мне на ногу, я не выдержал и сказал:
– Уймись, зеленка. Иначе я твой автомат тебе в глотку вобью по самый магазин. Делай свое дело и не лезь ко мне.
Он ударил прикладом коротко, без замаха – тычком, целясь в мою челюсть. Обычно после такого удара приходится идти к дантисту, чтобы он сварганил вставную челюсть. Я предполагал нечто подобное, а потому был настороже. Наверное, молокосос очень удивился, когда приклад не попал в такую близкую и удобную цель. Еще больше он удивился и испугался, когда я, сделав короткий шаг вперед, впился пальцами в его кадык.
– Дернешься, сука, горло вырву… – свирепо шепнул я ему на ухо. – Предупреждаю в последний раз – не трогай меня. Иначе живым ты отсюда не уйдешь. Гуляй пока…
И все-таки этот короткий инцидент не замеченным не остался. Один из омоновцев, крепкий парень в годах – может, чуть старше меня – быстро подошел к нам и сказал:
– Емелин, пошел отсюда!
Похоже, он был сержантом, так как молокосос повиновался ему немедленно и без лишних телодвижений.
– Спецназ? – тихо спросил меня сержант.
– Ну…
– Чечня?
– Ясное дело…
– Извини, старик, этого дурака. Хочет выслужиться… – Сержант невесело осклабился. – Я тоже Грозный брал… мать бы его…
Он тяжело вздохнул и потопал в противоположный угол, так как в это время в кабинете появился худощавый.
– Капитан! – обратился этот неприятный тип к Жердину. – Дискеты изъять, комнату опечатать. Выставить пост охраны. После обеда придут спецы по электронике. Пусть покопаются. Это их проблемы.
– В чем нас обвиняют? – сухо и неприязненно спросил Плат.
– Узнаете, – холодно посмотрел на него худощавый. – Закончите обыск, – обернулся он к Жердину, – всех в управление. Я там буду через час.