– Я думаю, ради такого наследства стоило бы отправиться и к антиподам, – сухо заверил г-н Бриквиль. – А вы, я слышал, были настолько опрометчивы, что встали под военные знамена? Ах, господин д’Артаньян, молодо-зелено! Охота вам была взваливать на плечи такую обузу…
Гордо подбоченившись, гасконец ответил:
– Хотел бы уточнить, что я записан не в какой-нибудь провинциальный полк, а в рейтары. Которые, как известно, принадлежат к Дому Короля…
– Ах, д’Артаньян, это все едино, – ответствовал г-н Бриквиль с гримасой, способной заставить молоко створаживаться не хуже ведьминых заклинаний. – Это все едино… Пустой карман, нерегулярно выдаваемое жалованье, муштра и выговоры, а если начнется, не дай бог, война, все еще более усугубится – погонят куда-нибудь по непролазной грязи под мушкетные пули и ядра… Послушайте моего совета, подыщите более безопасное ремесло. Гораздо более скучное, но более выгодное. Все мы грезили сказочками о блестящих отличиях на глазах короля, маршальских жезлах и ослепительных карьерах. А жизнь – она проще, любезный д’Артаньян, и гораздо скучнее… – Он печально вздохнул: – По крайней мере, не торопитесь хотя бы жениться. Иначе получится так, что, пока вы месите грязь где-нибудь во Фландрии, вокруг вашей супруги будут увиваться волокиты и вертопрахи…
Глянув через его плечо на очаровательную Луизу, имевшую сейчас вид воплощенной добродетели, д’Артаньян усмехнулся:
– Плохого же вы мнения о человечестве, любезный хозяин…
– Просто я, в отличие от вас, юноша, искушен в жизни и умудрен опытом, – печально ответствовал г-н Бриквиль.
Д’Артаньяну крайне не понравился взгляд, которым его квартирохозяин как бы связал воедино на миг гасконца и Луизу, упомянув о волокитах и вертопрахах. Ревнивцы – народ своеобразный и способны на самые непредсказуемые поступки. А потому гасконец решил с ходу увести мысли хозяина от опасного направления.
– Вот кстати, – сказал он беззаботно. – Меня, едва я услышал ваше имя, крайне занимает один любопытный вопрос… Вы, часом, не родня ли известному Рожеру де Бриквилю, приближенному маршала Жиля де Рэ, сподвижника Жанны д’Арк?
Похоже, он угодил в яблочко. Хозяин прямо-таки расцвел:
– Я и не думал, любезный д’Артаньян, что вы столь сведущи в генеалогии и истории Франции, вы мне поначалу показались крайне легкомысленным юнцом, уж не посетуйте… Ну что же, пусть я и не могу представить вещественных доказательств – учитывая, какие бури пронеслись над королевством за эти двести лет и сколько бумаг погибло в пожарищах, – но в нашем роду никогда не сомневались, что со славным Рожером нас связывают родственные узы…
«Совсем славно будет, ежели окажется, что и остальные это мнение разделяли», – подумал гасконец.
Проследив, как увязывают его багаж, г-н Бриквиль напоследок дал жене и слугам массу советов, насколько многословных, настолько и бесполезных, ибо они сводились к банальностям – сохранять дом в порядке, плату взыскивать вовремя, избегать мотовства, вовремя тушить огни, стеречься пожара, воров и нищих… Обогатив остающихся столь мудрыми наставлениями, он, наконец, сел на коня и тронулся в путь. Любезность д’Артаньяна простерлась до того, что он добросовестно махал вслед носовым платком, пока повозка и всадник не скрылись за поворотом, – искренне надеясь, что кто-нибудь из прохожих примет его за благонравного сына, почтительно прощающегося с пустившимся в странствия отцом…
– Ах, господин д’Артаньян, – сказала растроганно Луиза, – как благородно с вашей стороны вот так тепло провожать Бриквиля…
Гасконец браво ответил:
– Луиза, долг любого гвардейца – относиться со всем возможным почтением к супругу столь очаровательной женщины…
– Интересно, – сказала Луиза, лукаво прищурясь, – а каково же в таком случае должно быть отношение гвардейца к самой женщине?
Д’Артаньян окинул ее внимательным взором – но личико прекрасной нормандки было совершенно невинным, взгляд лишен легкомыслия, лишь в уголках алых губ таилось нечто, заставлявшее вспомнить поговорку о тихом омуте, издавна известную и в Беарне.
– Я полагаю, опять-таки со всем возможным почтением, – сказал он в некоторой растерянности.
– Вы полагаете… – фыркнула Луиза, решительно отвернулась и вошла в дом.
Д’Артаньян в некотором смущении ретировался в свою комнату, где некоторое время забавлялся новехонькими пистолетами, примеряясь, насколько они удобно лежат в ладони, целясь во всевозможные предметы домашнего обихода, проверяя колесцовые замки и кремни. За окном понемногу сгущались сумерки, и пора было посылать Планше к хозяйке за свечой – обычно в Беарне он в это время уже видел десятый сон, но сейчас, взволнованный всеми происшедшими в его жизни изменениями, ложиться не собирался.