— Чего тебе? — не очень дружелюбно проговорил он, продолжая жевать.
Подберезский уточнил адрес.
— Точно, совпадает, квартира двести восемьдесят девятая, говоришь? Так тут такой нету, моя последняя. Еще вопросы будут?
— Нет.
— Тогда пока.
Дверь закрылась.
«Вот же сволочь!» — Подберезский ехал в трясущемся лифте, ему не верилось, что такой наглый обман может быть заложен в милицейском компьютере.
Уж там-то проверяют паспорта, прописку. И уже чисто из злорадства, оказавшись в машине, Андрей позвонил своему знакомому лейтенанту.
— Ты скажи своему начальству, чтобы эту машинку получше проверили.
— А в чем дело?
— Хозяин ее, оказывается, в пустоте живет.
— Как это?
— В доме двести восемьдесят восемь квартир, а он «живет» в двести восемьдесят девятой!
— — Не может быть.
— Только что сам оттуда.
— Не врешь?
— С какой стати!
— Бывает, может, напутали чего?
— Знаешь, если путают там, где я ищу, то делают это специально, ну да ладно, мне некогда, пока.
Подберезский отключил телефон, и не спеша, продолжая раздумывать, выехал на магистраль.
* * *
Если для всех участников последних событий время либо летело стремительно, либо останавливалось вовсе, отсчитав последние минуты земной жизни, то Сиваков до сих пор находился в неопределенности.
Под глазами у него появились черные круги, лицо распухло. Воротник некогда белоснежной рубашки теперь покрывали копоть и грязь. Он никак не мог понять, чего тянет Курт. Ведь был дорог каждый день, поставщики в Казахстане могли забеспокоиться. Известий от него не поступало уже несколько дней. Но Курт оставался верен своей модели поведения.
Лишь только Сиваков успел проспаться от выпитой водки и достучаться до охранника, как тот открывал дверь и вновь заставлял его пить, ссылаясь на распоряжение Курта, вкрадчиво и вежливо называя Сивакова по имени, отчеству. Вскоре Илья Данилович и сам не мог сказать сколько же времени прошло с момента его похищения. Что сталось с его женой, он не знал, день или ночь стоят на дворе, он тоже не догадывался.
В подвале, где он сидел, всегда царил полумрак.
И вот однажды он почувствовал надежду. Очнувшись после спячки, он не спешил подойти к двери, зная, что его заставят снова пить гнусную дешевую водку, и он снова провалится в небытие.
И тут Илья Данилович услышал шаги в коридоре, шаги уверенные, так ходит только хозяин. Лязгнул засов, и в комнатушке вспыхнул яркий свет лампочки ватт в двести с огромной, как графин, колбой. Курт стоял на пороге, облаченный в темные джинсы и черный облегающий свитер.
— Илья Данилович, — слегка одним уголком губ улыбнулся похититель, — кажется мне, что время заточения подошло к концу. И настает время действовать.
— Да? — не поверил Сиваков.
Ему казалось, что все забыли о нем, и выйти отсюда не удастся никогда, жив он до сих пор лишь по какому то недоразумению.
— Вот вам ключи от машины, ее заправили, можно хоть сейчас ехать. Вы-то в форме?
— В форме, — промямлил Сиваков, хотя сам ощущал как от него несет перегаром, и голова раскалывается от боли.
— Ну и отлично, в Москву вам надо ехать по делам.
Еще не осознав, что его ждет близкая свобода, Илья Данилович шагнул к выходу. Курт заботливо поддержал его под руку и повел по коридору. Дневной "вет резал Сивакову глаза, хотя оказалось, что сейчас вечер и солнце клонилось к закату, облив здание складов золотистым светом.
Стресс картинно сдернул брезент с его «вольво» и только сейчас Сиваков вспомнил, что попал он в руки к Курту не один, а вместе с женой. От постоянного приема алкоголя у него появились провалы в памяти.
— А-а, жена… Ее позовите… — растерянно пробормотал он.
Курт ухмыльнулся.
— А разве я говорил, что она уезжает?
Сиваков бросился к нему. Но Стресс заломил ему руки.
— Она остается, — спокойно произнес Курт, — Да ты, смотрю, назад захотел. Стресс отведи его в подвал.
Воспрявший было духом Илья Данилович сразу обмяк, взгляд его потух.
— Не так уж она тебе безразлична, хотя мне не нравится эта баба вовсе, не в моем вкусе, бедра узковаты. Езжай, Панкратов тебя ждет, не дождется. И не вздумай делать глупости.
Мир закачался перед глазами Сивакова. Выпущенный Стрессом, он чуть не упал и, лишь схватившись за крышу автомобиля, устоял на ногах. Еще никогда до этого он не чувствовал себя таким беспомощным, таким униженным.