88 
– Валерий, что такое?
Грязнов лишь посмотрел на вошедшего и вновь перевел взгляд на Рублева.
– Ты можешь объяснить?
– Друга встретил, – внезапно расхохотался Грязнов.
Его смех показался главврачу несколько сумасшедшим, у него даже мелькнула мысль, не пьян ли Грязнов. Еще эхом отдавался смех в лишенном мягкой мебели помещении, а Валерий уже соскочил со стола и предупредительно вскинул руку:
– Я все понимаю, не идиот, слава Богу. Но есть случаи, когда тяжело отказать себе в удовольствии.
– Ты хоть понимаешь, Валерий, что наделал?
– Мне начхать на вашего Шнайдера и на его похотливую сучку!
– Я с ней еще не говорил, – не стал возражать против такого определения Анны главврач, он сам ее недолюбливал.
Хазаров обернулся, ища поддержки, но хирурга рядом не оказалось.
«Вести разговор одному против троих – это проигрыш», – подумал он.
– Разобраться надо, – главврач покосился на Николая с Толяном, те и сами были бы рады убраться отсюда.
– Идите, я вас найду, – бросил Грязнов, – дело вы свое сделали и, надо сказать, чисто, – он специально произнес это неуместное в данной ситуации слово.
Оставляя грязные следы, мужчины двинулись к выходу.
– Ты что-нибудь понял? – спросил Толян.
– Хрен его знает, – пожал плечами Николай, – но кажется, Грязнов знал этого мужика раньше.
– Догадливый, – съязвил Толян, – я это и без тебя понял. А что он с ним собирается делать? Может, как донора предложить Хазарову хочет?
– Для донора он староват.
– Мало ли чего, мужик здоровый, наверное, и печень не отпита…
– Не наше это с тобой дело, нам не за это деньги платят.
– А ты хоть знаешь, за что мы деньги получаем?
– За то, что молчим.
– Вот, правильно сказал.
Мужчины выбрались на свежий воздух и с удовольствием закурили.
Анна прогуливалась неподалеку в наброшенной на плечи шубке, халатик она оставила внизу.
– Красивая баба, – мечтательно произнес Николай, – но стерва такая, что пробы ставить негде. И как только Шнайдер этого не видит?
– А ему, наверное, такие и нравятся, – сделал вывод Толян. – Женщины, они всегда так: чем красивее, тем стервознее.
– Не обязательно, – сказал Николай, отличавшийся большим жизненным опытом. – Но я гляжу на нее и думаю, ни мне, ни тебе переспать с ней не светит.
– Это еще почему?
– Денег не хватит.
– Не думаю, чтобы она больше двух сотен стоила.
– А ты их заплатишь?
Толян искренне задумался, словно бы ему прямо сейчас предстояло выложить две сотни за сомнительное удовольствие переспать с Анной.
– Деньги-то есть, не вопрос, но, наверное, ничего не получилось бы. У меня из головы эти две сотни не выходили бы, хрен не поднялся бы.
– Правильно рассуждаешь, – Николай глубоко затянулся, он курил жадно, как любой человек после долгого перерыва, ощущая вкус и запах табачного дыма. – Я бы другое хотел тебе сказать: нравится всегда недоступное. Это для нас с тобой она предел мечтаний, а небось Шнайдеру сидит уже вот здесь, – и он провел ладонью по шее.
– Тогда уж и не знаю, что его может возбуждать.
– Его сейчас уже ни хрена не возбуждает. Прорезали бы тебе дырку в боку, ты бы тоже о бабах не думал.
– Нет, не могу, я всегда о них думаю.
А фрау Шнайдер, словно специально издевалась над молодыми мужчинами, прохаживалась взад-вперед, как на подиуме, хоть и ни разу не посмотрела в их сторону. Она знала, мало найдется мужиков, способных равнодушно смотреть на ее прелести. Читать она не привыкла, смотреть телевизор ей уже опротивело, осталось единственное развлечение: возбуждать, а потом прокидывать мужиков.
К тому же на этих двоих она имела зуб.
– И одетая вроде, – продолжал рассуждать Толян, – а чувствую себя так, словно она голая.
– Не ты, а он чувствует, – рассмеялся Николай и резко хлопнул Толяна тыльной стороной ладони по застежке джинсов.
Тот тут же сморщился:
– Ты поосторожнее!
– Хрен без костей, его не сломаешь, даже если он твердый, как палка.
Толян хоть и работал в медицинском учреждении, имел очень слабое представление об анатомии.
– Что, там костей нет? – Николай посмотрел на него широко открытыми глазами.
– А ты что, не знаешь?
– Знал бы, не спрашивал. А какого хрена он тогда такой твердый? – и тут он просиял, удивившись собственной сообразительности. – Мышцы, наверное! – и тут же стал ее развивать:
88 
