Особенно,... 
40 
Дойдя до ворот, он обернулся и в последний раз окинул взглядом казавшийся приземистым из-за своей огромной площади трехэтажный особняк и широкий двор с изумрудной травкой, светлыми бетонными дорожками и черными пирамидами старых елей, которые были в беспорядке разбросаны по участку. По случаю летнего времени многие окна были распахнуты настежь, в том числе и широкие окна зимнего сада, из которых буйно выпирала темно-зеленой листвой какая-то нездешняя флора. В глубине дома надоедливо тренькал под чьими-то неумелыми пальцами дорогой концертный рояль, легкий ветерок играл занавеской в одном из окон второго этажа. Двор был пуст, если не считать одинокого охранника, который клевал носом, сидя на вынесенном из будки у ворот стуле. «Идиллия, — подумал Чиж. — Потерянный и вновь обретенный рай. В таких местах человек поневоле расслабляется, поскольку именно для этого они и предназначены. Забор высокий, ворота прочные, охрана на местах, и потенциальная жертва под шум леса ощущает себя в полной безопасности. У профессионального киллера психика, конечно, покрепче, поустойчивее, но какое-то, пусть минимальное, воздействие обстановка оказывает и на нее. Значит, он тоже расслабится, хотя бы чуть-чуть, ровно настолько, чтобы не заметить западни. Вот тут-то мы его и прихватим, потому что мы — в частности, я — расслабляться не имеем права.»
Чиж толкнул тяжелую калитку и, очутившись за воротами, сразу же сошел с подъездной дорожки в лес. Малинник громко затрещал под его неуклюжими, привычными к ровному городскому асфальту ногами. Здесь, под темным пологом еловых лап, среди замшелых стволов и гнилых пней, этого малинника росло черт знает сколько, и был он из-за недостатка солнечного света чахлым, худосочным, почти лишенным листвы, на две трети высохшим и таким трескучим, словно его посадили здесь нарочно в качестве дополнительного средства сигнализации и оповещения. На свободных от этих зарослей участках упруго пружинил скользкий ковер старой хвои вперемешку со здоровенными, как спелые бананы, еловыми шишками. Многие шишки выглядели не то расклеванными, не то разгрызенными — в таких тонкостях Чиж не разбирался.
Он поскользнулся на старой червивой сыроежке, вполголоса выругался и закурил: кислорода здесь было столько, что его избыток поневоле хотелось как-то нейтрализовать.
Невидимое за сплошной стеной старых раскидистых елей шоссе шумело совсем рядом — то есть, не то чтобы шумело, но периодически давало о себе знать звуком проносившихся по нему машин. Откуда-то издалека долетел приглушенный расстоянием гудок пригородной электрички. В перерывах между этими урбанистическими шумами в лесу царила тишина, нарушаемая лишь шелестом верхового ветра в еловых лапах да стуком дятла, и можно было без труда вообразить себя находящимся за тридевять земель от Москвы, в глухой тайге за Уральским хребтом.
Между делом Чиж обратил внимание на то, что в лесу чисто. Здесь не было ни пустых бутылок из-под портвейна и пива, ни драных пожелтевших газет, ни консервных банок — никакого мусора, вечно сопутствующего человеческому жилью. Стоило Чижу об этом подумать, как он наткнулся на огромную мусорную кучу, удобно расположившуюся в глубокой травянистой впадине и скромно замаскированную зарослями крапивы. Под ногами сновали огромные красно-черные муравьи самого свирепого вида, и, поискав взглядом, майор без труда обнаружил муравейник — здоровенную коническую кучу серовато-рыжей хвои, на поверхности которой даже издали можно было разглядеть суетливое хаотичное движение. Чиж понял, что отклонился от курса, и на какое-то мгновение его охватила паника: он совершенно не понимал леса, не питал к нему особенной любви и не умел в нем ориентироваться. Он знал, конечно, что мох должен, по идее, расти на деревьях с северной стороны, но личный опыт убеждал его в том, что это не так: обычно мох рос где вздумается, как правило, со всех сторон одновременно. Кроме того, север Чижу был без надобности: ему нужно было попасть к машине.
Он сразу же взял себя в руки. Полсотни метров до шоссе, метров сто до дачи Кондрашова, а если принять левее, то через пару минут обязательно окажешься на подъездной дороге… Заблудился он, видите ли! Смех и грех…
Оглядевшись, он увидел, как впереди, немного левее избранного им направления, среди ветвей блеснуло заднее стекло автомобиля. Все немедленно стало на свои места. Он просто слегка отклонился вправо. Вон она, машина, а если приглядеться, то и подъездная дорога видна — во-о-он тот просвет, это она и есть…
40 
