41 
Он двинулся к машине, треща малинником и перешагивая через коряги. Лежавшая в кармане пиджака рация размеренно хлопала его по бедру, брюки намокли выше колена и были сверху донизу увешаны какой-то лесной дрянью, а носки туфель мокро поблескивали. Настроение у Чижа снова упало. «Что за собачья работа, — думал он, обирая со щек прилипшую мокрую паутину. Никакого удовлетворения, ни морального, ни материального. Так, короткие вспышки удовольствия, когда удается заломать очередного „братишечку“ или заработать смехотворную премию, от которой мне, по большому счету, ни жарко ни холодно. Так ведь и эти светлые моменты возникают все реже и становятся все короче. Старею я, что ли? Рановато как будто… Или правы врачи, и это алкоголь начинает угнетать психику? Вкупе с никотином, разумеется…»
Он зацепился носком ботинка за какой-то коварно высунувшийся из земли корень и чуть не упал. Идти после этого стало как-то неудобно, и, посмотрев вниз, Чиж обнаружил, что подошва на носке надорвалась. Правый туфель теперь просил каши, пока что довольно скромно, но уже вполне заметно. «Трах-тиби-дох», — проворчал Чиж, пытаясь вспомнить, осталось ли дома хоть немного клея.
Он добрался до видавшей виды белой «Волги», кое-как замаскированной еловыми лапами, рывком распахнул заедающую дверцу и повалился на сиденье справа от водителя. В машине было накурено, как в мужском туалете театра во время антракта, рация под приборной панелью бормотала на разные голоса и время от времени принималась астматически хрипеть. Ее контрольная лампочка светилась сквозь дымовую завесу, как красный зрачок одноглазого упыря.
Водитель со скучающим, плохо выбритым лицом, ссутулившись и надвинув на глаза кожаную кепку, сидел за рулем, барабаня пальцами по фирменному значку с изображением серебряного оленя. Когда Чиж с кряхтеньем и невнятными проклятиями тяжело опустился на соседнее сиденье, водитель повернул к нему сонное лицо и указательным пальцем ткнул в козырек своей кепчонки, сдвигая ее на затылок и освобождая тем самым свои органы зрения. При желании этот жест можно было принять за слегка модернизированное воинское приветствие.
— Ну как там? — без особенного интереса осведомился он, отлепив от нижней губы тлеющий чинарик.
— Да никак, — неприветливо проворчал Чиж, не любивший профессиональных водителей вообще, и этого водителя в частности, за наглость и высокомерие. — Такой ответ тебя устраивает или ты хочешь получить более подробный отчет?
Водитель, который задал свой вопрос просто от скуки, предпочел дипломатично промолчать, подумав про себя, что начальство либо сильно перебрало с вечера, либо с утра по какой-то причине не успело, что называется, поправить голову. Скорее всего, решил он, верно и то и другое: с вечера товарищ майор перебрамши, а похмелиться с утра не получилось, потому как операция у нас не хухры-мухры…
Чиж между тем закурил и, продолжая недовольно бормотать и обирать с лица паутину, которой там давно не было, открыл бардачок. На колени ему с дребезжанием посыпались аудиокассеты, которых в машине было штук двадцать, — на любой вкус, как казалось водителю. Казалось ему, как выяснилось, напрасно: у майора Чижа имелся собственный вкус, к удовлетворению которого водитель оказался не готов.
Некоторое время майор копался в кассетах, как свинья в желудях: брал из кучи, подносил к глазам, читая название, недовольно кривился, швырял кассету обратно и тянулся за следующей. На остатках волос, окружавших его блестящую плешь, повис клок спутанной паутины, к плечу прилип желтый прошлогодний лист.
— Анжелика Варум, — бормотал майор. — Филипп Киркоров… Филипок, мать его… Так, а это у нас что?
Валерий Леонтьев, господи боже мой!
А это? «Песни для братвы»… Превосходно! Слушай, — повернулся он к водителю, — у тебя что, человеческой музыки нет? Нам здесь сидеть и сидеть, а у тебя послушать нечего!
— Почему нечего? — обиделся водитель. — Что это за музыка такая особенная — «человеческая»? А это какая — собачья, что ли? Всем, понимаешь, нравится, одному майору Чижу что-то не так. Вон, коробка треснула… Что вам не нравится-то?
— Мусор этот не нравится, — честно признался Чиж, понемногу успокаиваясь. — Это же не музыка, а сплошная попса. Ее же слушать невозможно, с души воротит.
— А меня не воротит, — миролюбиво возразил водитель. Он чутко уловил перемену в настроении начальства и теперь старательно пытался перевести разговор в более мирное русло. Судя по всему, сидеть им здесь предстояло долго, и он был рад возможности скоротать время за беседой. — Музыка как музыка. Заводная. Не всем же от Моцарта торчать! Вот вам, товарищ майор, какая музыка нравится?
41 
