Разговор увял, шхуна все так же резала волны, я глазел по сторонам, и к середине дня впереди показалось целое скопление островов. Вера показала на самый длинный остров из тех, что появились на горизонте,и сказала:
– Большой Скат. Пришли домой.
Признаться, я немного заволновался. Вспомнил о том, что взял на себя немало обязательств перед девочкой, и вот теперь мы приближаемся к месту, где мне предстоит по своим обещаниям ответить. Да и вообще, представления не имею, что ждет впереди, куда я еду, как там буду жить?
Остров приближался и приближался. Огромный, поднятый по краям в скопления скал и подогнувшийся посередине в просторную долину, он словно приглашал шхуну войти в бухту, из которой торчали вверх мачты судов, а за ними, террасами окружая порт, виднелись ряды домов.
Команда спустила паруса, за спиной уже пыхтел стирлинг, а стоящий за штурвалом Игнатий аккуратно и как-то ловко ввернул «Закатную чайку» в довольно узкий вход в гавань. Слева потянулся длинный каменный, капитальный, как и все здесь, причал, возле которого было пришвартовано не меньше десятка разнообразных шхун и шлюпов. А дальше возле берега покачивалось на мелкой волне настоящее скопление лодок и рыбачьих баркасов.
Шхуну встречали. Двое с бляхами на шее и револьверами в кобурах, стоявшие возле лежащего на причале трапа.
– Объездчики зачем? – спросил я, опознав «ведомственную принадлежность» встречавших.
– Проверят груз. – чуть удивленно ответила Вера. – Чтобы запретного не везли. Если бы шхуна чужая была, то пошлину взяли.
– Это всегда так? – уточнил я. – Внимательно проверяют?
– Когда как, – пожала она плечами, – заранее не угадаешь. Могут просто пройтись по трюму, а могут и каждый тюк вскрыть. Вообще не очень внимательно, свои же.
Швартовались недолго и вскоре «Чайка» была притянута к пирсу толстыми пеньковыми тросами, а на ее борт был переброшен трап, по которому объездчики и поднялись на борт. Досмотр прошел быстро и скомкано. Объездчики знали,, что хозяин и почти весь экипаж шхуны погибли, поэтому смущались и проверять тщательно не стали, быстро ушли.
Дальше наступил неловкий момент. Надо было идти в город, встречаться лицом к лицу с реальностью. Мы с Верой об этом в деталях пока не говорили, а самому спрашивать было как-то неловко. Хорошо, что девочка сама заговорила на эту тему:
– Ты сегодня со мной иди, хорошо? Усадьба с дядей у нас общая, но дома разные. В гостевой поспишь, хорошо? Мне так спокойней будет, а то боюсь очень. А завтра как сам решишь.
Наверное, так и правильно. Куда ей сегодня наедине все свои проблемы встречать? Так, с виду, спокойная вроде, но если присмотреться, то видно сразу – внутри все как струна натянуто, у последней крайности девочка, непонятно как и держится. Нет, надо с ней идти.
– Завтра можешь к мне пожить прийти, – сказал Иван. – Дом у меня большой, дети уже взрослые, отселились, жена скончалась давно, так что не стеснишь.
– Спасибо, но это если завтра, – кивнул я.
Грузом заниматься остались шкипер с боцманом, мы же с Верой вышли на деревянную пристань, опустили сумки под ноги, оглядываясь. Я вопросительно посмотрел на Веру, и она указала куда-то вдаль рукой. Я пригляделся – на пыльной дорожке, ведущей к бухте, показалась легкая коляска с запряженной в нее серой лошадью. Вера кивнула на нее, сказала:
– Увидели. Это Василий, он у нас за домоправителя. Он нас отвезет.
Василий оказался негром из крещеных, судя по следам выведенной татуировки на лице. А еще он был немолод, одноног и правил лошадьми тоже одной рукой – вместо второй у него был затянутый в перчатку протез.
Несмотря на увечье, он ловко соскочил с облучка, обнял Веру, доверчиво к нему прижавшуюся.
– Слышал, слышал уже, – бормотал он быстро, гладя девочку по плечам. – От полковника телеграмму принесли. Мир праху его, батюшки твоего, царствие ему небесное. Не попустит Господь, воздаст и злодеям. Садись, поехали.
Вера все же не расплакалась, хоть была на грани, кивнула подчеркнуто сухо, представила нас. Меня отрекомендовала как «защитника отцовской волей». Ничего странного, видать, в этом не было, потому что одноногий Василий лишь поклонился вежливо и пригласил в коляску.
Ехали молча. Вера смотрела куда-то в пространство сухими глазами, Василий подчеркнуто сосредоточился на правке лошадью, а я просто помалкивал, понимая, что говорить нечего, да и ненужно. Иногда лучше вот так молча сидеть.