Города как такового за бухтой не было. Сначала была территория порта с сараями, складами, двумя маленькими верфями и караульной башней, затем небольшой центр городка с лавками и трактирами, а потом потянулось нечто вроде скопления ферм и маленьких усадеб. Строились широко, видать, недостатка в свободном месте и материале для строительства здесь не было. Стены из дикого камня, серого и слоистого, из которого были сложены все местные скалы, и дерево с тростником на перекрытия и крыши. Сами дома тоже были немаленькие, многие еще и строились явно в несколько заходов, постепенно пристраиваясь и расширяясь.
Чуть дальше, за тем местом, где усадьбы заканчивались, все склоны холмов были заняты виноградниками, сразу давая понять, на чем держится благосостояние жителей острова.
Когда мы уже достаточно далеко отъехали от берега, усадьбы маленькие начали сменяться большими. Я сразу подумал, что здесь, наверное, и живут те, кому принадлежат суда из бухты. И угадал. Вера показала рукой на скопление каких-то строений впереди и сказала:
– Мой дом.
Территория, занимаемая усадьбой, впечатляла. Там хватало места и для двух немалых одноэтажных домов, и для нескольких домиков поменьше, и для каких-то сараев, и для пышного сада. Коляска вкатила в широко распахнутые ворота, и оказалась в окружении множества людей, ожидавших нас.
– Дядя, – шепнула Вера. – Еще домашние, и соседи собрались.
В середине группы людей стоял средних лет светловолосый человек с окладистой светлой бородой, не делавшей его при этом старше, а скорее наоборот, с румяными щеками и голубыми глазами. Едва завидев нас, он побежал навстречу, протягивая Вере руку.
– Вера, это правда? Павел?
– Погиб он, дядя Евген, – сказала девочка. – Все погибли, кто с нами пошел. Одна я осталась, отец увел, и Алексей вот, не добили его.
Дядя коротко взглянул на меня пристальным, колючим взглядом, но ничего не сказал, лишь кивнул.
Затем к Вере начали подходить остальные. Невысокая, чуть полноватая русоволосая женщина с круглым лицом, жена дяди, затем его дети – сначала парнишка лет шестнадцати на вид, высокий и худой, с длинными светлыми как у его отца волосами и чуть пробивающимся пухом бородки, затем девочка лет двенадцати, круглолицая как мать, а за ней такой же круглолицый мальчик, младший сын дяди. А затем к Вере потянулся настоящий поток людей, всех, кто успел собраться. Обнимали, шептали слова сочувствия, некоторые женщины плакали.
– Иди в дом, я все сделаю, – тихо сказал Вере дядя, после чего добавил, обернувшись ко мне: – Проследи.
Я лишь кивнул, решив, что замечания по дядиному тону можно и на другой день оставить, хотя дядя явно сразу решил расставить все по местам, невзирая на обстоятельства. Ну да ладно, будет другой день, будут и другие обстоятельства.
Веру встретила немолодая женщина, которую звали Евдокия, одетая в серое платье и белый хозяйственный передник. Про нее я от самой Веры слышал, это была вдова моряка, оказавшаяся у Веры в нянях после смерти матери, да так в этом доме жить и оставшаяся – своих детей не было, а к девочке привязалась, была почти что за мать.
Калечный Василий кивнул мне и повел по темному коридору к комнате, просторной и светлой, с широкой кроватью и даже небольшим письменным столом у окна.
– Тут располагайтесь, в гостевой, – сказал он, непроизвольно сбившись на шепот. – Если надо чего, мне говорите. Тут на весь дом нас двое всего, Евдокия, да я.
– Понял, спасибо. – так же шепнул я в ответ.
Хоть тело купца Павла было захоронено в джунглях на Берегу Змеи, оно словно возникло в доме. Занавески на окнах были задернуты, на столе появился портрет покойного, а возле него простой крест на подставке и четыре свечи вокруг него. Там же был маленький стаканчик с водой и краюха черного грубого хлеба на нем. Появились какие-то люди, в основном тихо ходящие женщины в черном, кто-то плакал. Во дворе тоже собирались люди, взявший все на себя дядя Евген распоряжался. Готовились поминки, что меня немного удивило, что вот так, сразу, хотя как правильно это делать даже у нас, я толком и не знал. Павел погиб уже неделю назад, семь дней пора справлять. Они, наверное, это и собираются делать?
Из разговоров и шушуканья вокруг я понял, что поминки будут не только по Павлу, а по всему экипажу, так полагается по местным правилам, это все за счет хозяина судна, или его наследников. Сдвигались столы, расставлялись лавки, откуда-то появлялись блюда с едой, которые женщины сноровисто и быстро расставляли по столам.