— Да, — согласился Дэниэл, — Максина иногда ведет себя как настоящая сварливая жена, к тому же о каждом моем поступке она докладывает Марис.
— Она просто не понимает, что мужчина иногда имеет право на уединение.
— Это верно.
— Итак, решено?
— Пожалуй, я не против.
— Вот и отлично. — Ной встал и подошел к Дэниэлу, чтобы пожать ему руку. — Я заеду за вами в начале одиннадцатого. Соберите только все самое необходимое, а я позвоню беркширскому бакалейщику и договорюсь, чтобы он заранее доставил в дом еду и напитки, чтобы нам не нужно было ни о чем беспокоиться.
Уже подходя к двери, Ной обернулся через плечо и добавил:
— Кстати, если хотите, я сам могу сказать Максине, что она останется дома.
Ответом ему была благодарная улыбка Дэниэла.
22
Пока Марис читала рукопись, Паркер изучал ее.
Чтобы переодеться и привести себя в порядок, ей понадобился почти час. Теперь вместо порядком измятой дорожной одежды на ней была длинная, закрывавшая лодыжки юбка и тонкая светлая блузка без рукавов, завязанная на талии кокетливым узлом. Устраиваясь на плетеном диванчике, она сбросила сандалии и подобрала ноги под себя, но Паркер успел заметить, что ногти на ногах у нее выкрашены бледно-розовым лаком почти естественного оттенка.
Марис успела вымыть голову и слегка подвела губы блеском, распространявшим аромат персиков. На щеках ее горел легкий румянец, но Паркеру так и не удалось определить, результат ли это выпитого виски или какое-то косметическое ухищрение. Выглядела она, во всяком случае, восхитительно и свежо, и Паркер не мог на нее налюбоваться.
К счастью, Марис с головой ушла в чтение и не замечала, что ее разглядывают. Взгляд ее был устремлен на страницы, лежавшие у нее на коленях, и Паркер почувствовал иррациональную ревность к своему детищу, которому досталось столько внимания.
Незадолго до ее неожиданного приезда Паркер решил как следует напиться и даже приступил к осуществлению своего замысла. За весь день он не написал ни одной стоящей строчки, хотя день для работы был самый подходящий. Именно в такие удушливые, жаркие, бессолнечные дни ему было легче всего с головой погрузиться в перипетии сюжета, так что в реальный мир он возвращался, только когда его вынуждали к этому голод и усталость. Но сегодня его мозг был пуст, как экран сломанного телевизора.
То есть нет, не совсем пуст. Просто Паркер не мог записать то, что было у него на уме, потому что думал о Марис. С тех пор, как она уехала, он думал о ней почти постоянно, но сегодня Паркер оказался не в состоянии думать ни о чем и ни о ком, кроме нее.
Он представлял Марис на совещании в офисе.
Представлял, как Марис улыбается Ною.
Как она останавливает такси.
Как она целует Ноя.
Как она работает за столом.
Как она сладко дремлет рядом с храпящим мужем.
Как она делает покупки на Пятой авеню.
Как она раздвигает ноги для Ноя.
Эти картины сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой и едва не свели его с ума. Спасаясь от безумия, Паркер и решил напиться.
Теперь ему казалось, что это было чем-то вроде предчувствия, знака, возвещавшего о ее приезде. «Все может быть», — подумал он сейчас, ибо что-то словно подтолкнуло его обосноваться с бутылкой именно в столовой, которую он не любил и где бывал крайне редко. Там Паркер сел у выходившего на крыльцо окна и принялся стакан за стаканом поглощать виски, бездумно глядя за окно на унылые серые облака, затянувшие небо.
Заслышав шум гольф-кара, сворачивавшего с главной дороги на ведущую к особняку тропу, он решил, что это вернулся Майкл. Тогда он еще подумал, не забыл ли Майкл купить упаковку шоколадных батончиков, которыми Паркер привык подкрепляться во время работы.
Но когда за рулем гольф-кара он увидел Марис, сердце у него подпрыгнуло так сильно, что едва не вырвалось из груди.
Может быть, подсознательно он ждал ее все это время? Недаром же он сел у окошка — ну точь-в-точь соломенная вдова, которая глядит на выпуклый океанский горизонт и ждет, не покажется ли вдали родной парус.
Нет, так низко он еще не пал, поспешил поправиться Паркер, но тут же ему пришло в голову, что себя-то он не обманет. Он действительно ждал Марис, ждал, как неделями и месяцами ждет хозяина брошенный пес.
Паркер знал: это чувство появилось у него в тот момент, когда Марис, разозлившись на него, выскочила из хлопкового сарая. Именно с того утра его жизнь пошла наперекосяк. Он то тонул в волнах жалости к себе, то задыхался в огне жаркой ревности, то хватался за виски, то часами валялся на кровати и, закрыв глаза, предавался безудержным фантазиям.