Шокированный сенат немедленно встал, больше всего пораженный тем обстоятельством, что именно Сульпиций выступил в роли демагога. Сульпиций! Самый консервативный и уважаемый из людей! Это именно он наложил вето на призыв вернуть изгнанников Вария еще в конце прошлого года. А теперь он же и здесь же взывает к ним! Что случилось?
Два дня спустя Сульпиций вновь собрал народное собрание и обнародовал третий закон. Все новые граждане и многие тысячи свободных граждан Рима должны были быть равномерно распределены по всем тридцати пяти трибам. Две новые трибы, созданные Пизоном Фругием, должны быть распущены.
– Тридцать пять – это наилучшее число триб, и не нужно ничего больше! – выкрикнул Сульпиций. – Это неправильно, что некоторые трибы, которые содержат не больше трех или четырех тысяч граждан, все еще имеют те же избирательные права в трибальное собрание, как Эсквилин и Субура, в которых проживает более ста тысяч жителей! В римском правительстве все задумано так, чтобы защищать всемогущий сенат и первый класс! Разве сенаторы или патриции принадлежат к Эсквилину или Субуре! Разумеется, нет! Они принадлежат к Фабии, к Корнелии, к Ромилии, говорю я! Но давайте разделим их трибы с людьми из Приферна, Бука, Вибиния, а также со свободными людьми из Эсквилина и Субуры!
Это предложение, встреченное истерическими возгласами, получило полное одобрение всех сословий, кроме высшего и низшего; высшее сословие боялось утратить власть, а низшее догадывалось, что его положение ни в малейшей степени не изменится.
– Я не понимаю, – с трудом выдохнул Антоний Оратор, обращаясь к Титу Помпонию, когда они стояли рядом, окруженные вопящей толпой сторонников Сульпиция. – Он благородный человек! У него не было времени собрать так много сторонников! Он не Сатурнин! Я не понимаю!
– Зато я понимаю, – кисло отозвался Тит Помпоний, – он набросился на сенат из-за долгов. Причина того, из-за чего беснуется здесь эта толпа, очень проста. Они надеются, что если примут любой из законов Сульпиция, которые он предложил, то в награду за это он издаст закон об аннулировании долгов.
– Но он не может поступить так, если сейчас занят вытряхиванием из сената людей, имеющих долг в восемь тысяч сестерциев! Восемь тысяч – такая ничтожная сумма! Вряд ли найдется во всем городе человек, у которого не было бы такого долга!
– А сам-то ты не беспокоишься, Марк Антоний? – вкрадчиво поинтересовался Тит Помпоний.
– Да нет, конечно, нет! Но этого же нельзя сказать о большинстве из нас – даже о таких людях, как Квинт Анкарий, Публий Корнелий Лентул, Гай Бебий, Гай Аттилий Серран – лучших людях на свете! Ну кто не занимался поисками денег прошедшие два года? Взгляни на Порциев Катонов со всей этой Луканией – ни сестерция дохода благодаря войне. Впрочем, как и у Луцилиев – владельцев южных земель. – Марк Антоний сделал паузу, затем спросил: – Почему это он должен издать закон об аннулировании долгов, когда сам вытряхивает людей из сената за долги?
– Он не собирается аннулировать долги, – успокоительно заметил Помпоний, – второй и третий классы только надеются, что он это сделает, вот и все.
– Но он обещал им что-нибудь?
– Он не должен был этого делать. Надежда – это единственное солнце в их небе, Марк Антоний. Они видят человека, который ненавидит сенат и первый класс так же, как Сатурнин. Поэтому они надеются на другого Сатурнина. Но Сульпиций совсем не таков.
– Почему? – возопил Антоний Оратор.
– Я совершенно не представляю, какая блажь засела в его голове. Давай выберемся из этой толпы прежде, чем она набросится на нас и разорвет на куски.
На ступеньках сената они встретили младшего консула в сопровождении его очень возбужденного сына, который только что вернулся с военной службы в Лукании и все еще пребывал в воинственном настроении.
– Этот Сатурнин начинает все сначала! – громко кричал юный Помпей Руф. – Но на этот раз мы будем готовы сразиться с ним и не позволим ему получить контроль над толпой так, как он это пытается сделать! Теперь почти каждый, вернувшийся с войны, легко может подобрать надежную команду и остановить его – и это как раз то, чем я собираюсь заняться. Следующее заседание, которое он созовет, разогнать будет очень трудно, я обещаю вам это!
Тит Помпоний проигнорировал слова сына, чтобы сразу обратиться к его отцу и тем сенаторам, которые могли их слышать.
– Сульпиций совсем не похож на Сатурнина, – настойчиво сказал он, – времена меняются, и теперь мотивы совсем иные. Тогда поводом послужила нехватка продовольствия, сейчас – широкое распространение долгов. Но Сульпиций не хочет быть царем Рима. Он хочет, чтобы Римом правили они, – и он указал пальцем на представителей второго и третьего классов, которые битком набились в комиции, – и в этом действительно большая разница.