Кое-кто стал улыбаться, затем заулыбались и все остальные. Воины разразились криками одобрения, кроме одной небольшой группы, которая стояла напротив возвышения. Это были солдатские трибуны, избранные магистратами, которые командовали консульскими легионами.
Людям, отобранным в прошлом году Лукуллом и Гортензием, нравилось работать под руководством Суллы. Люди, набранные в этом году, ненавидели Суллу, считая его чересчур грубым и требовательным.
Косясь на них, Сулла внимал приветственным крикам солдат.
– Итак, солдаты, теперь уж нам не пойти в поход против Митридата по полям Греции и Малой Азии, не вытаптывая при этом урожай нашей возлюбленной Италии и не насилуя италийских женщин. А ведь какая кампания могла бы быть! Знаете ли вы сколько золота у Митридата? Горы! Свыше семидесяти крепостей в Малой Армении набиты золотом доверху! И оно могло бы быть вашим! О, я, разумеется, не имею в виду, что Рим не получил бы своей доли – и даже больше! Золота там столько, что мы могли бы купаться в нем! Рим – и мы! Что уж говорить о пышных азиатских женщинах! Что уж говорить об изобилии рабынь, которыми никто так не умеет пользоваться, как солдаты.
Он пожал плечами и выбросил вперед распростертые руки.
– Этого не будет. Нас освободила от нашей миссии плебейская ассамблея. Ни один римский солдат не ожидал, что именно она будет говорить ему, кто должен сражаться, или кто должен командовать. Но это законно. Итак, я высказался. И хотя я бессилен, но вправе спросить себя – неужели законно лишать полномочии старшего консула в год его консульства! Я слуга Рима, так же как и вы. Теперь лучше всего сказать «Прощай!» нашим мечтам о золоте и чужеземных женщинах. Потому что, когда Марий отправится на Восток сражаться с Митридатом, он поведет свои собственные легионы. Он не захочет повести мои.
Сулла спустился с возвышения, прошел через строй двадцати четырех солдатских трибунов, не удостоив взглядом ни одного из них, и скрылся в своей палатке, оставив Лукуллу подать команду «разойтись».
– Это было великолепно, – сказал Лукулл, войдя с докладом. – У тебя никогда не было репутации оратора, и я вынужден заметить, что ты не очень-то подчиняешься правилам риторики. Но ты точно знал, как донести до них свое сообщение, Луций Корнелий.
– Почему бы и нет, спасибо, Луций Лициний, – улыбаясь ответил Сулла, пока тот помогал ему освободиться от доспехов, – я думаю точно так же.
– Что ты будешь делать дальше?
– Хочу подождать формального освобождения от командования.
– Ты собираешься это предпринять на самом деле, Луций Корнелий?
– Что – это?
– Поход на Рим.
– Мой дорогой Луций Лициний! – Сулла широко раскрыл глаза. – Как ты мог даже подумать об этом?
– Это – уклончивый ответ, – заметил Лукулл.
– И единственный, который бы ты мог получить, – заключил Сулла.
Бывшие преторы Квинт Калидий и Публий Клавдий прибыли в Капую двумя днями позже. Они привезли официальное письмо, скрепленное сенатской печатью, от Публия Сульпиция Руфа – нового хозяина Рима.
– Вы не можете передать мне его наедине, – возразил Сулла, – оно должно быть вручено в присутствии моей армии.
И вновь Лукуллу приказано было выстроить легионы, и вновь Сулла поднялся на ораторское возвышение – но на этот раз он был не один – два бывших претора поднялись вместе с ним.
– Люди, здесь Квинт Калидий и Публий Клавдий из Рима, – небрежно произнес Сулла. – Я знаю, что у них есть официальный документ для меня, и потому позвал вас сюда, чтобы вы были свидетелями.
Калидий вел себя очень серьезно и торжественно показал Сулле печать на письме, прежде чем вскрыть его. Затем он начал читать.
«От совета плебса римского народа Луцию Корнелию Сулле. Согласно этому приказу ты немедленно освобождаешься от командования в войне против Митридата, царя Понта. Ты распускаешь свою армию и возвращаешься в…»
Он не смог продолжить. Брошенный чьей-то меткой рукой камень ударил его по голове и поверг на землю. Почти тут же второй такой камень попал в Клавдия, тот зашатался; а Сулла в этот момент невозмутимо стоял в трех футах от них. Еще несколько камней настигли Клавдия, пока он не свалился к подножию холма.
Каменный град прекратился. Сулла пошевелил ногой каждого из лежащих.
– Они мертвы, – провозгласил он и вздохнул. – Ну, солдаты, теперь это только подольет масла в огонь! Я боюсь, что в глазах плебейской ассамблеи мы все теперь персоны нон грата. Мы убили официальных представителей плебса. И это, – добавил он все еще доверительным тоном, – оставляет нам только два выбора. Первый, мы можем оставаться здесь и дожидаться суда над нами за государственную измену; и второй, мы можем отправиться в Рим и показать плебсу, что думают законопослушные слуги римского народа о законах и указах, которые они находят недопустимыми из-за их незаконности. Я отправлюсь в Рим в любом случае и захвачу эти два трупа с собой. И я сделаю так, чтобы отдать их плебсу лично. На римском форуме, на глазах того сурового охранителя прав народа, которого зовут Публий Сульпиций Руф. Это – плоды его деяний, именно его, а не Рима! – Он сделал паузу. – Теперь, когда это все произошло, чтобы отправиться на римский форум, мне нужна компания. И если здесь найдется человек, кому бы хотелось прогуляться со мной в Рим, я был бы очень рад его обществу! Потому что в таком случае, когда я пересеку священную границу города, я буду чувствовать себя уверенно, зная о поддержке за своей спиной. В противном случае я могу разделить судьбу сына второго консула – Квинта Помпея Руфа.