Его слуга принес ему другую пару сандалий и, встав перед ним на колени, обул Помпея Руфа, который, встревоженный и молчаливый, все еще сидел на краю постели. Как и его господин, слуга хорошо понял предзнаменование и взмолился, чтобы это оказалось неправдой.
– Господин, не надо думать об этом, – сказал он.
– Мне суждено умереть, – отозвался Помпей Руф каким-то безжизненным голосом.
– Чушь! – в сердцах проговорил слуга, помогая своему господину подняться на ноги. – Я – грек! Я знаю намного больше о богах подземного царства, чем римляне! Апполон Сминфус – бог жизни, света и здоровья, а ведь мыши считаются его священными животными! Нет, я думаю, что это предзнаменование означает, что именно на севере ты излечишься от всех своих бед.
– Это означает, что я умру, – словно окаменев, повторил Помпей Руф.
Он въехал в лагерь Помпея Страбона через три дня, уже более или менее примирившись со своей судьбой, и нашел своего дальнего родственника в большом доме, напоминавшем фермерский.
– Вот так сюрприз! – сердечно произнес Помпей Страбон, протягивая правую руку. – Входи, входи!
– У меня с собой два письма, – сообщил Помпей Руф, садясь на стул и принимая чашу с прекрасным вином, лучше которого он не пробовал с тех пор, как покинул Рим. Он протянул небольшой свиток. – Луций Корнелий просил, чтобы ты прочел его письмо первым. Второе – от сената.
Помпея Страбона передернуло, когда младший консул упомянул сенат, но вслух он ничего не сказал и ничем не выдал своих чувств. Он сломал печать Суллы.
«Мне больно, Гней Помпей, что я обязан по требованию сената, послать к тебе твоего кузена Руфа при таких обстоятельствах. Никто так не признателен тебе за те услуги, которые ты оказал Риму, как я. И никто более меня не был бы тебе признателен еще за одну услугу, которая является самой важной для нашего общего будущего.
Наш общий коллега Квинт Помпей замкнулся в своей печали. С момента смерти его сына – моего зятя и отца двух моих внуков, наш бедный дорогой друг потерял душевное равновесие. Поскольку его присутствие создавало для меня серьезные затруднения, я вынужден был отослать его. Ты понимаешь, он не мог найти в себе сил, чтобы одобрить те меры, которые я был вынужден – я повторяю, вынужден – принять, чтобы сохранить mos maiorum.
Теперь я знаю, Гней Помпей, что ты полностью одобрил все мои действия, поскольку мы находились с тобой в постоянной переписке и я тебя обо всем регулярно информировал. Мое взвешенное мнение заключается в том, что Квинт Помпей испытывает срочную и отчаянную необходимость в очень длинном отдыхе. И я надеюсь, что он отдохнет с тобой в Умбрии.
Я также надеюсь, что ты простишь меня за то, что я сказал Квинту Помпею о твоем страстном желании избавиться от командования, прежде чем твои войска будут расформированы. Ему стало намного легче, когда он узнал, что ты обрадуешься его приезду.»
Помпей Страбон отложил в сторону свиток Суллы и сломал официальную печать сената. То, о чем он думал, пока читал, никак не отражалось на его лице. Читал он его слишком тихим и невнятным голосом, так что Помпей Руф мало что услышал, а затем, как и письмо Суллы, положил на стол и широко улыбнулся своему гостю.
– Ну, Квинт Помпей, могу только повторить, что я действительно рад твоему прибытию и буду рад избавиться от своих обязанностей.
Несмотря на уверения Суллы, Помпей Руф ожидал ярости, гнева, негодования, а потому был изумлен.
– Ты имеешь в виду, что Луций Корнелий был прав? Ты действительно рад этому? Честно?
– Почему бы и нет? Да я просто счастлив, – заявил Помпей Страбон, – ведь мой кошелек пуст.
– В самом деле?
– У меня десять легионов, Квинт Помпей, и я оплачиваю сам больше половины из них.
– Ты?
– Да, потому что Рим не может этого сделать. – Помпей Страбон поднялся из-за стола. – Настало время, чтобы те легионы, которые не являются моими собственными, были распущены, и за это я не хотел бы браться. Мне нравится драться, а не заниматься писаниной. Тем более, что у меня слишком слабое зрение для этого. Хотя среди моих слуг есть один отрок, который может писать просто великолепно. И главное – любит делать это! Причем, любит писать все, что угодно, как мне кажется. – Он обнял Помпея Руфа за плечи, – а теперь пойдем и встретим моих легатов и трибунов. Все эти люди служили под моим началом долгое время, а потому не будем замечать, если они покажутся расстроенными. Я не хотел бы говорить им о своих намерениях.