170 
— Видите ли, — сказала Элла, — все это имеет настолько ярко выраженный французский аромат, что нам придется ваш роман переписать.
— Переписать? Но что вы имеете в виду? Вы о чем?
В его круглых, выпуклых, темно-карих глазах стояла обида. Элла едва удержалась от опрометчивого шага — она чуть было не начала сокрушаться по поводу тона повествования, в котором были тесно переплетены эротизм и религиозность, — ее остановила мысль о том, что Патриция Брент напряглась бы точно так же, если бы кто-нибудь, тот же Роббер Брюн, ей заявил: «Все это имеет настолько ярко выраженный английский аромат».
Роббер Брюн сказал:
— Мне эта история показалась очень печальной; психологически она очень точна.
Элла заметила:
— Все, что пишется для женских журналов, всегда отличается большой психологической точностью. Вопрос заключается в том, какого уровня этот психологизм?
Его лицо, его огромные глаза мгновенно застыли от встревоженного непонимания. Потом Элла заметила, что взгляд Роббера заскользил вдоль улицы: невеста приближалась. Он обронил:
— Из письма Патриции Брент я понял, что она решила приобрести роман.
Элла сказала:
— Если бы мы решили его напечатать, нам пришлось бы его переписать, убрав монастыри, монашек, всю религию.
— Но вся суть романа — вы ведь должны со мною согласиться? — и сводится к тому, что девушка — добросердечна, в глубине души она несчастна и добродетельна.
Роббер уже понял, что роман ему не продать; ему было все равно, купят его или нет; и теперь его взгляд сфокусировался, потому что в конце улицы появилась хорошенькая худенькая девушка, чем-то похожая на Эллу, с маленьким бледным заостренным личиком и пушистыми черными волосами. Пока девушка к ним приближалась, Элла думала: «Что же, может, я и отношусь к тому типу женщин, который ему нравится, но он, безусловно, не принадлежит к тому типу мужчин, который нравится мне». И она уже ждала, что француз вот-вот встанет, чтобы поприветствовать свою невесту. Но в последний момент он отвел взгляд в сторону, и девушка прошла мимо. «Ах вот как, — подумала Элла, — ах вот как». И она стала наблюдать за тем, как он скрупулезно, аналитически, практично-чувственно оценивает одну женщину на улице за другой: Роббер изучал каждую из них до тех самых пор, пока она не отвечала на его взгляд, кто-то смотрел на него с раздражением, кто-то — с интересом; и тогда он отводил глаза в сторону.
Наконец на улице появилась женщина уродливая и привлекательная одновременно; с несколько нездоровым цветом лица, не слишком изящного телосложения, но в то же время искусно накрашенная и очень хорошо одетая. Она-то и оказалась его невестой. Они поприветствовали друг друга с запатентованным удовольствием пары людей, заявляющих о своей связи на законном и добропорядочном основании. Как и было задумано, все взгляды устремились на счастливую пару, люди им улыбались. Потом Эллу представили. Теперь беседа велась по-французски. Ее предметом был ковер, который оказался намного, и очень намного, дороже, чем оба они могли предположить.
Но ковер все же был куплен. Роббер Брюн ворчал и восклицал; будущая мадам Брюн прикрывала подведенные черным глаза своими длинными ресницами и лепетала с подавляемой любовной страстностью, что для него — ничто не слишком. Их руки встретились в момент рождения улыбок на их лицах. Его была самодовольной; ее — довольной и немного напряженной. И еще прежде, чем руки их разъединились, его глаза сбежали по привычке, чтобы проверить начало улицы, где появилась хорошенькая девушка. Роббер быстро взял себя в руки, он слегка нахмурился. Улыбка его будущей жены застыла, всего лишь на одну секунду, когда она это заметила. Тем не менее, мило улыбаясь, девушка откинулась на спинку стула и продолжала мило болтать с Эллой, рассказывая ей о том, как трудно обустраивать квартиру в это непростое время. Те взгляды, что она бросала на жениха, напомнили Элле о проститутке, которую она однажды поздним вечером видела в лондонском метро; та женщина точно так же ласкала и зазывала мужчину маленькими, потаенными, трогательными движениями глаз.
Элла внесла свой вклад в беседу, рассказав о проблемах, связанных с обустройством жилища в современной Англии. И пока она говорила, она думала: «И вот я — третья лишняя, сижу здесь с обрученной парой. Я чувствую себя изолированной, исключенной. Через минуту они встанут и меня покинут. И я еще сильнее буду чувствовать себя выставленной напоказ. Что со мной случилось? И все же я бы лучше умерла, чем оказалась на месте этой женщины, невесты. Это правда».
170 
