Стад не было видно. Как же эти люди получают молоко, из чего делают сыр? И самое важное, в чем состоит их Пираку? И все же поля свидетельствовали о решительности, уме и силе здешних обитателей. Наверное, это все и было их Пираку.
Послушав совета Гай, Перкар шел так быстро, как только мог. Но за многие дни путешествия в лодке он отвык от пешей ходьбы. Около полудня он остановился, чтобы отдохнуть и позавтракать завернутыми в лист вареными плотвичками, которых Гай дала ему в дорогу. Присев в тени тополя, Перкар вынул из ножен Харка, чтобы очистить лезвие меча.
— Ты меня озадачил, — сказал ему меч.
— Я и сам озадачен, и все же иду вперед.
— Зачем же ты бежал от Реки, если идешь туда, куда он тебя влек силой?
— Я не отказываюсь пройти весь этот путь до конца, — сказал Перкар. — Но теперь я сам буду ставить условия. Для меня это важно — делать все по собственной воле.
— Этим, наверное, люди отличаются от богов, — предположил Харка. — Мы, боги, всегда делаем что-то в силу необходимости, такова наша природа.
— Не вижу никакой разницы, — сказал Перкар. — Ни богам, ни людям не нравится, когда им велят что-либо делать. Но и те и другие верны своей природе, не хотят, чтобы их заставляли поступать вопреки ей.
— И однако природа людей слишком переменчива. Боги меняются значительно медленнее, для этого требуются годы и годы.
— Как Изменчивому, — заметил Перкар.
— Это не самый лучший пример.
— Когда-то я мечтал убить его, — сказал Перкар. — Но сейчас будет достаточно, если я смогу ему досадить. Ему зачем-то нужно, чтобы я пришел в Нол. Что ж, я иду туда. Но когда я окажусь там, я сам буду решать, как поступить.
— Прав Нгангата: ты всего опаснее, когда начинаешь думать.
— Возможно. Мне безразлично, кого я убью в Ноле. У меня там ни родных, ни друзей.
— С тобой там буду я, — напомнил ему Харка.
Перкар с усилием подавил улыбку: меч в качестве друга — не слишком ли зловеще?
— Если ты умрешь, — сказал Перкар, — то я погибну наверняка. Но не это меня заботит. В Ноле я хочу убить того, кого Изменчивый желает оставить в живых.
— Проще сказать, чем сделать.
— Почему же? Убил же я два дня назад этих разбойников — и совсем не чувствую за собой вины.
Перкар с удивлением заметил, что, хоть он и покривил несколько душой, слова его были почти правдой.
— Я имел в виду другое, — сказал Харка. — Как ты узнаешь, чего хочет Река?
Перкар доел рыбу и встал.
— Девочка, которая позвала меня. Наверное, она одна из Рожденных Водой. Наверное, она хочет, чтобы я спас ее от какой-то опасности. Но я не стану ее спасать.
— А если наоборот: Река не хочет, чтобы ты ее спас, а девочка хочет спастись?
— Посмотрим. Доберемся — и там все увидим. Мне бы хотелось, Харка, чтобы ты держал при себе свои сомнения. Я сам выбираю, что делать, а Река меня к этому принуждала. Сейчас захочу — и домой вернусь, или буду жить с менгами, а может, стану рыбаком. Отныне я сам властен над своей судьбой.
— Будем надеяться, — ответил Харка, — что слова твои — иносказание, а не пророчество.
Перкар усмехнулся.
— Мне все равно! — крикнул он и взмахнул мечом над головой, прежде чем сунуть его в ножны.
В город он пришел незадолго до сумерек, в своих странных снах он обучился чужому языку, но к великолепию города так и не привык. Городские стены были шире, чем любое человеческое жилище, когда-либо виденное Перкаром, и чуть ли не в сто раз огромнее самой большой дамакуты. Сложены они были не из дерева, а из камня, и нагромождать эти валуны представлялось Перкару трудом еще более грандиозным, чем даже прокладывать искусственные потоки. Но когда он подошел поближе, обнаружилось, что город вовсе не так велик, как ему почудилось издали, и стены, как бы ни были высоки и толсты, приемлемых размеров. Тем не менее город не казался менее великолепным, в нем было нечто непостижимое. Теперь-то он начал понимать, почему эти люди называют его «варваром». В сравнении с этими строениями дамакута его отца почти не отличалась от примитивных построек альвов. Но это не повергло Перкара в уныние. Теперь, как никогда, ему стало ясно, что какие бы грандиозные постройки ни возводили люди, они не добавят им ни смелости, ни достоинства и благородства. Он не знал никого другого, кто встретил бы смерть достойнее, чем Копательница и ее сородичи.
Сторожка у ворот представляла собой беленое приземистое здание, размером с конюшню отца Перкара. Перкару даже интересно стало, сколько же стражников помещается там. К нему навстречу вышли только двое и принялись разглядывать его так, как будто перед ними были какие-то водоросли, вынесенные на берег Рекой. Хотя, конечно, примерно так оно и было.