Особенно,... 
92 
Степан Деряба выдернул из песка, рядом с собой, водочную бутылку, но она оказалась пустой. Откинув ее в сторону, Деряба широким, но нетвердым шагом спустился на южный берег острова и шумно полез в тальниковые заросли: здесь он на всякий случай тайно хранил две большие кор-зинь? с водкой.
— Опять пить? — спросила Анька, увидев его с мокрой бутылкой в руках. — Ты и так уж весь опух! Погляди-ка в зеркало: тебя уж с нее раздуло всего, как паука, смотреть противно!
— Отвяжись!
— И откуда ты ее берешь? Из-под земли?
— Запас, — нехотя ответил Деряба. — Выпьешь?
— Налей немного.
Они выпили, и тогда Деряба, сплюнув, спросил:
— Где же теперь-то твой голубок?
— Далеко! — ответила Анька тоскливо, охватив руками колени и всматриваясь в даль: в тальниковой чаще был просвет, и с островка виднелся затопленный в Черной проточине трактор, камыши на степном озере и кусок степи. — Далеко мой миленочек, далеко: на том свете!
— Что ж он так рано… и в такую даль?
— Друзья-приятели по пьянке зарезали.
— Из-за тебя?
— Из-за меня.
Деряба выпил один, прямо из горлышка бутылки, и затем, медленно косясь на Аньку, опять уколол:
— Ты, видать, и по нем-то недолго страдала?
— Опять же скажу тебе: глупый ты человек! — ответила Анька и сожалеюще вздохнула: — От горя-то я и честь свою потеряла. В нашем переулочке в Москве, не поверишь, все парни — одна шантрапа: пьянчуги, ворье, головорезы… Разве они понимают, как нам, девкам, бывает тяжело?. У них одно на уме. Помню, прошло немного времени и зазывают меня подружки в компанию: дескать, развей немного горе-то! Пошла. Развеяла. Утром очнулась, голова трещит, смертынька за сердце хватает — напоили, сволочи, какой-то гадостью! Где лежу — не пойму, перед глазами все крутится, как на карусели, а живот Что-то тяжелое давит… Хвать за живот, а на нем — чужая рука! Обомлела я и только тогда вижу: рядышком со мной лежит и храпит вот такой, как ты, кобелище!
— С той поры ты и дала себе волю?
— Да нет, вольничать-то я особо не вольничала, а той чести, что была, строго уже не берегла, — продолжала Анька, не меняя позы и задумчиво высматривая что-то в степи. — Стыда уж не было, а жизнь — она берет свое. Ну, а оно ведь завлекательно, это баловство…
Она помолчала более минуты.
— Замуж бы выйти! — произнесла она затем с тоской и, обернувшись к Дерябе, все так же просто, как говорилось ею все, предложила: — Давай поженимся, а? Ей-богу, Степан, не прогадаешь! Что нос воротишь? Да тебе, если хочешь знать, честней меня никого не найти! Ты знаешь, какой я женой буду? На мне вот такого крохотного пятнышка нигде не увидишь! А какая я работница, ты знаешь? У меня в руках все огнем горит, если я с охотою возьмусь за дело. Я все умею, все знаю. Получим комнатку — у меня она будет как птичье гнездышко! Не глядишь? Натешился — и морду в сторону? Все вы такие, кобелиное отродье! Да ты пропадешь без меня, вот что я тебе скажу. Я тебя от водки отучу и человеком сделаю, а будешь вот так, как теперь, околачиваться промеж жизни — верный тебе каюк где-нибудь на вечной мерзлоте! Подумай, а то поздно будет.
Деряба тяжело вздохнул всей грудью.
— Как это поздно? Кто-нибудь уже заглядывается?
— Да уж, конечно, не без того: везде есть охотники-сластены! — вдруг весело и хвастливо отозвалась Анька. — Я вон какая, мне горевать нечего. Я отбою от парней не знаю.
— Может, и сам Багрянов обзарился? — хрипло спросил Деряба.
— А чем не парень? Одна красота! — ответила Анька задиристо. — Ничего промеж нас еще не было, я тебе честно скажу, — добавила она, с наигранной скромностью потупя взор, — а все-таки позавчера, как сграбастал он да сжал, кости так и хрустнули, и в голове — сплошной звон…
Деряба вновь схватил бутылку и прорычал:
— Ну, ладно, гад, погоди!
Анька поняла, что наболтала лишнего, и, решив поправить дело, одернула Дерябу:
— А ты скорей в бутылку, да? Вот чудило! Он же просто так… случайно… Он ведь идейный парень.
— Чужих девок щупать — идейный, да?
— А я ведь ничья. Чего же ему стесняться? Деряба ударил кулаком в песок.
— Моя! Забыла, что сказал тогда… на прощание?
— Память у меня что-то вся вылетела, — притворно пожаловалась Анька.
Деряба повертел перед ней рыжий кулачище.
— Гляди, я тебе ее обратно вставлю!
На удивление Аньки, Деряба на этот раз даже не дотронулся губами до горлышка бутылки и воткнул ее обратно в песок. На его одутловатом лице оловянные глаза округлились и помутнели от ненависти. Он уже был достаточно пьян; угрюмо присматриваясь к Аньке, он спросил:
92 
