101 
Значит ли это, что Виктор считал бесплодной идею создания гомункулуса? Вовсе нет.
— Убежден, что создать гомункулуса можно, — сказал он, — но только при помощи электричества. Это, безусловно, подлинная животворящая сила, более способная порождать жизнь, чем тепло любого чрева, которое есть всего лишь слабая плоть. Посредством небесного огня мы в один прекрасный день будем способны создать нового человека, который будет жить, не думая о болезни, боли или смерти.
Но для исполнения этого великого замысла требовалось пленить и укротить электричество, что было непростым делом.
Начало увлечению Виктора электричеством положил один случай. Как-то, за год до того, как матушка привезла меня в замок, Виктор наблюдал дикую и ужасную бурю с грозой. Она так внезапно появилась из-за отрогов Юры и пронеслась над озером, что он не успел укрыться в замке; гром оглушительно гремел сразу со всех сторон. Все бросились наутек, только Виктор стоял, с любопытством и восторгом глядя на бушующую бурю. Вдруг он увидел, как поток пламени охватил старый величественный дуб, росший в двадцати ярдах от замка; и когда слепящая вспышка погасла, дуб исчез; ничего не осталось от него, только расщепленный пень. Виктор на другой день посетил это место и признавался потом, что в жизни не видел столь разрушительных последствий чего бы то ни было.
С того дня законы электричества стали предметом его постоянного изучения. Это придало дух опасности его опытам, поскольку они проходили с применением огромной лейденской банки, которую отец привез из Лондона, еще когда Виктор был мальчишкой. Меня это устройство пугало; я видела в нем грозную и таинственную силу, словно за его стеклянными стенками сидел плененный джинн, буйный и невидимый. Я читала сообщения об ученом, который произвел электрический разряд такой силы, что целый батальон папских гвардейцев, державшихся за провод, забился в судорогах. В Ирландии ученый физик, искавший способа усилить искру, даваемую банкой, был покалечен, а во Франкфурте электрический удар убил упряжку быков. Виктор ругал меня за мои страхи, называя их женскими. Но дело было не только в страхе; еще я испытывала отвращение. Я ненавидела опыты, в которых Виктор подвергал воздействию электричества живых существ. Он уверял, что электричество омолаживает растения и животных. Он воздействовал на деревья и видел, что они лучше плодоносят; зоофиты в растворе, через который пропускался ток, размножались активней. Но что касалось животных — кошек, домашнего скота или птицы, — то им удар электричества явно причинял боль. Как-то Виктор пригласил меня посмотреть, как он коснется оголенными проводами одной из отцовских гончих; я закричала, чтобы он прекратил мучить бедное животное, и он нехотя смилостивился.
— Когда-нибудь электрический ток излечит все болезни, какие мы только знаем, и сделает весь мир здоровым. Несильная боль не слишком большая плата за это.
Спустя несколько дней он пришел ко мне; глаза его лукаво блестели.
— Я придумал один опыт с электричеством, который, думаю, понравится тебе. Идем со мной!
В лаборатории он велел мне встать на лист стекла рядом с лейденской банкой и встал на него сам.
— Держи. — Он подал мне провод, сам взяв другой.
Я с трепетом повиновалась. Затем он потянулся ко мне, словно желая поцеловать. Но за мгновение до того, как его губы коснулись моих, между нами проскочила внезапная искра и уколола меня в верхнюю губу. В испуге я отскочила назад, едва не упав, чем вызвала хохот Виктора. Мне было вовсе не смешно, и тут я показала, что могу и разозлиться.
— Это называется «электрический поцелуй», — объяснил он, даже не попытавшись извиниться, — Повальное увлечение парижских салонов. Смотри!
И он раскрыл журнал, который держал в руке. На иллюстрации были изображены мужчина и женщина, стоящие перед электрическим аппаратом, за которым сидел оператор и крутил колесо. Пара целовалась, как мы только что, и между ними пролетала крохотная искра.
— Парижские дамы говорят, что это восхитительное применение науки об электричестве, — ухмыльнулся Виктор.
Я знала, что он потешается надо мной; Виктору доставляло удовольствие прикидываться, что, на его взгляд, женщины способны воспринимать науку только в приложении к банальным вещам. Но прежде, чем я успела выразить негодование, он стал необычайно серьезен, что всегда неотразимо действовало на меня. Он перевернул страницу.
101 
