— Здравствуйте! Вам не страшно?
— Что? — В моей голове звенит «не он», и я еще не знаю, страшит меня это или радует. Должно радовать, но мне почему-то тоскливо, хоть плачь.
— Не боитесь летать? — ежась, спрашивает старушка.
— Мм… — Кручу головой. — Летать не боюсь.
Моя соседка легонько шлепает себя по колену.
— Завидую молодым! Они ничего никогда не боятся! Впрочем, я и в двадцать лет отваживалась летать только в самых крайних случаях.
Похлопываю ее по плечу.
— Не беспокойтесь. У меня предчувствие: мы прилетим вовремя и без проблем приземлимся.
Старушка улыбается, демонстрируя неестественно белые и ровные для ее лет зубы.
— Будем надеяться!
И вот уже самолет мчится по взлетно-посадочной полосе, отрывается от земли и набирает высоту. У меня в душе начинается странное волнение, и в какой-то миг я чувствую, почти знаю, что Мэгги права и в нашей с Эдвином истории еще не поставлена точка.
Сижу, боясь шелохнуться и ничего не загадывая, потом глубоко вздыхаю и осторожно осматриваюсь по сторонам. Эдвина нигде нет. Поднимаюсь с места и иду в туалет, вглядываясь в лица пассажиров. Никто даже ничем не напоминает его.
Захожу в уборную и останавливаюсь перед зеркалом над раковиной. Сердце стучит, как сумасшедшее, глаза шальные. Надо прекратить это безумие, не то опять вляпаюсь в историю.
Смачиваю лоб холодной водой, пристально смотрю на свое отражение и говорю, четко произнося каждый звук:
— Эдвина нет. Забудь о нем. Нет и не может быть.
Возвращаюсь на место, немного успокоившись, но мгновение спустя мне ясно представляется, что рядом не старушка, а он, Эдвин. Резко поворачиваю голову. Понятия не имею, как моя соседка узнала, что я смотрю на нее — на ее глазах наглазники.
— Все-таки тревожно? — спрашивает она с хитрой еле заметной улыбкой.
— Гм… да. — Хихикаю. — Немножко. Но это не та тревога… То есть… я не из-за высоты.
Старушка кивает, будто прекрасно понимает, в чем причина моих треволнений.
— Тогда попытайтесь уснуть, — советует она. — Сон успокаивает и лечит.
— Я бы с удовольствием… — Разговаривая с человеком, глаз которого не видишь, чувствуешь себя не в своей тарелке. Наверное, примерно так же ощущал себя со мной — Кэти Хайленд — Эдвин. Тяжко вздыхаю. — Но сомневаюсь, что смогу уснуть.
Старушка шире улыбается и, не снимая наглазников, уверенным жестом достает из сумки пластмассовую баночку и протягивает ее мне.
— Выпейте одну штучку.
Открываю крышку, заглядываю внутрь и вижу белые таблетки.
— Что это?
— Снотворное.
Испуганно расширяю глаза.
— Говорят, им нельзя увлекаться…
— А вы и не увлекайтесь, — невозмутимо отвечает моя соседка. — Одна таблеточка только поможет. Если, конечно, вам слишком тревожно и желательно выспаться.
Задумываюсь. Да, мне до ужаса тревожно и я бы за милую душу отключилась от проклятых мыслей и видений. Но я совсем не знаю эту женщину и не имею представления, что именно она мне подсовывает.
— Сама я никогда их не пью, — говорит моя соседка. — Но вовсе не потому, что это отрава. — Она усмехается, словно знает наверняка о чем я подумала. — А потому, что в моем возрасте к снотворному лучше вообще не прикасаться, а то мгновенно разучишься засыпать сама.
Подношу баночку к носу. Запаха никакого.
— А зачем же тогда вы их с собой возите?
— С ними спокойнее, — отвечает старушка.
Была не была, думаю я. В конце концов, если я не проснусь, хоть больше не стану изводить себя пустыми мечтами, упреками и сомнениями.
11
Меня кто-то ласково шлепает по руке, отчего я просыпаюсь и раскрываю глаза.
— Почти прилетели, — сообщает соседка.
Смотрю в иллюминатор. Земля совсем близко. Неужели я всю дорогу спала?
Кручу головой, прогоняя дрему. В голове становится ясно, и нет привычной в последнее время тяжести в затылке. На пользу ли мне пошел этот крепкий без сновидений сон от таблетки или как-то навредил, не знаю, но чувствую себя определенно куда бодрее и лучше. Прикасаюсь пальцами к сухонькой руке соседки.
— Спасибо вам.
Она добродушно смеется.
— Не за что. В Нью-Йорк желательно прилетать полными сил и готовыми к приключениям.
Не довольно ли с меня приключений? — задумываюсь я.
Аэропорт как всегда шумный и людный. Вхожу в центральный зал и на миг приостанавливаюсь: происходит нечто странное. Воздух, суета вокруг, светящиеся вывески — все как будто обыкновенное и вместе с тем кажется, что всюду, куда ни взглянешь, поблескивают крошечные, едва различимые глазом праздничные блестки.