Особенно,... 
85 
Гошка даже не злился. Сил не было.
И так — день за днем.
Как раз в такое время, когда Гошка был уже на последнем издыхании, в отцов двор въехали Гошкины новые родичи: старшая сестра Дана и ее муж.
Звали мужа Монахом, и был он хузарином. Хузаре, как было ведомо Гошке, тоже были степняками. Как и печенеги. Но Ионах на печенега был похож не больше, чем Гошка — на лягушку, которой обзывался дедко Рёрех. Лицо у него было узкое и красивое. Елаза синие, волосы желтые, нос прямой и тонкий, а усы темные и густые. Настоящие варяжские.
Дану Гошка признал, потому что слыхал о ней раньше, а сходство ее с матушкой Сладиславой было явственно. А про то, что этот богато облаченный воин и есть хузарин Ионах, Гошка просто догадался.
Приехали родичи не одни: на руках у Даны — младенец, в седле вместе с Йонахом — малец лет трех. За ними — еще двое верховых и две вьючные лошадки с грузом.
Гошке бы обрадоваться новым родичам, но сил не было. Сидел верхом на бревне и радовался другому: что о нем забыли.
Однако нет, не забыли. После отца-матери наступила и Гошкина очередь.
— Так вот ты какой, Артёмов найденыш! — воскликнула и поцеловала Гошку в щеку, не беспокоясь тем, что щека у Гошки — потная и грязная. Гошка обомлел: пахло от трицы точь-в-точь как от Гошкинои покойной матери, у Гошки слезы на глаза сами навернулись…
Гляди, племяшка твоя (щекастое младенческое личико с сонными синими глазами), ее Сулой зовут. А тебя, значит, — Илией?
— Илией, — пробормотал Гошка, хотя Илией его звали только отец с матерью. Остальные — Гошкой или Годуном.
— Ионах! — кликнула Дана мужу. — Иди с братом познакомься!
— Что ж ты, братец, со старшими так неуважительно? — строго спросил синеглазый хузарин. — Хоть бы вниз сошел. — И вдруг подхватил Гошку, вынул из седла и поставил на землю. Теперь Гошкины глаза оказались на уровне нагрудной бляхи хузарина. Ох и богатая это была бляха: червонное золото с выпуклыми узорами и большими красными каменьями.
— Умаялся он, — неожиданно вступился за Гошку Рёрех.
— Умаялся? Ты ж его и умаял! — весело крикнул Ионах, хлопнув по закачавшемуся бревнышку. — Знакомо, знакомо! Помню, на таком же ты его старших братьев мучил! Эх, варяги! Что ж за глупость такая: на деревяхе верхом скакать? Разве мертвое дерево живого коня заменит?
— А раз ты такой умный, покажи-ка нам свою хузарскую ловкость! — подмигнув Гошке, предложил Рёрех.
— И покажу!
— Йошка, прекрати! — крикнула Дана.
— Не могу, люба моя! — повел залитыми в железо плечами Ионах. — Это дело чести! Аром! — крикнул он одному из их спутников. — Мой лук, живо!
Принял дивной красоты оружие, крякнув, набросил тетиву…
И одним прыжком, с земли — на бревно. В доспехах! Только чуть рукой помог.
— Давай! — крикнул Ионах, стоя на седле, раззявившему рот мальцу-холопу. — Тяни, не ленись!
Малец рьяно дернул за веревку, бревно закачалось, но Ионах даже рук не раскинул, лишь гнулся всем телом, ловя равновесие.
— Гляди, старый! — воскликнул он весело. — Вдругорядь показывать не стану!
Присев, выдернул из притороченного колчана пук стрел и…
Гошка тоже раззявил рот, как только что — глупый холопчонок.
Стрелы срывались с хузарского лука так быстро, что глазом не уследить. Тетива щелкала звонко и часто-часто. Но главное было не в быстроте. Главное было в том, что когда тыква перестала трястись, то стало видно, что в ней теперь не две, а четыре дырки: две — спереди и две — сзади. Шесть стрел Ионаха прошили тыкву насквозь и торчали теперь двумя густыми пучками в бревнах частокола.
— Вот так! — гордо заявил Ионах, спрыгивая наземь.
— Хвастун! — сказала Дана, но по ее сияющим глазам видно было: гордится мужем и любит.
— А я так смогу? — спросил Гошка у деда.
— Так — навряд ли, — покачал кудлатой головой Рёрех. — Для этого надо не просто белым хузарином родиться, а еще и Машеговичем. — Но, чтоб врага поразить, шести стрел не надобно. И одной довольно. А это ты сможешь, ежели я раньше тебя палкой не пришибу! Живо на бревно, лентяй! — И мальцу: — А ты что встал, лягуха мертвая? Дергай, пока кнута не схлопотал!
Испуганный малец от неожиданности рванул изо всех сил и Гошка, едва закинувший ногу на бревно, полетел на-зем, но не шлепнулся той самой лягухой, а упал собранно, волчком, тут же вскочил, оглянулся… Нет, слава богам, сестра с мужем уже вошли в дом и не видели его позора.
85 
