Кристофер внимательно слушал. Его тёмно-русыми волосами играл лёгкий ветерок, он чуть улыбался и был так красив, что глаз не отвести.
— Тебе известны все секреты этого леса, да? — ласково спросил он.
— Он скрывает столько, что я смогла лишь приподнять самый верхний слой. У меня не один альбом заполнен набросками животных и растений, а я нахожу всё новые. — Она мечтательно вздохнула. — Говорят, в Лондоне собираются организовать общество естествознания. Как бы мне хотелось участвовать в нём!
— А почему бы и нет?
— Я уверена, что в него не будут принимать дам, — сказала Беатрис. — Ни одно из таких обществ не принимает. Это будет собрание стариков с бакенбардами, курящих трубки и обменивающихся энтомологическими наблюдениями. Жаль, конечно, потому что, смею утверждать, я могла бы поговорить о насекомых ничуть не хуже любого из них.
— Я-то только рад, что у тебя нет ни трубки, ни бакенбард, — по его лицу расползлась улыбка. — Однако, кажется несправедливым, чтобы кому-то, настолько любящему животных и насекомых, как ты, не было позволено обсуждать их. Возможно, мы сможем убедить их сделать для тебя исключение.
— Правда? — изумилась Беатрис. — Ты был бы не против таких нетрадиционных интересов у женщины?
— Конечно, нет. Разве есть хоть какой-то смысл жениться на женщине с нетрадиционными интересами, а потом пытаться сделать её обыкновенной?
— Ты собираешься сейчас сделать мне предложение? — глаза её округлились.
Кристофер повернул Беатрис лицом к себе, его пальцы поглаживали её под подбородком, понуждая поднять лицо.
— Я бы хотел сначала договориться кое о чём.
Беатрис выжидательно посмотрела на него. Он посерьёзнел, и, взяв её за руку, снова зашагал по заросшей травой тропинке.
— Во-первых… мы не сможем делить постель.
Она моргнула.
— У нас будет платонический союз? — нерешительно спросила она.
Кристофер чуть не споткнулся.
— Нет. Боже мой, нет! Я имел в виду, что у нас будут отношения, но мы не будем спать вместе.
— Но… думаю, мне бы понравилось спать с тобой.
Он крепче сжал её руку:
— Мои кошмары не дадут тебе спать.
— Ну и что, я на это согласна.
— Я могу нечаянно задушить тебя во сне.
— О! Да, на это я бы не согласилась, — медленно шагая, Беатрис сосредоточенно хмурилась. — Могу ли я в свою очередь попросить тебя кое о чём?
— О чём именно?
— Не мог бы ты перестать употреблять крепкие напитки, и в будущем пить только вино? Я знаю, что ты пользуешься спиртным, как лекарством от твоих других проблем, но возможно, что оно только усугубляет их, и…
— Не надо меня уговаривать, любимая. Я и сам уже решил так сделать.
— О! — она обрадованно улыбнулась ему.
— Я попрошу тебя только ещё об одном, — сказал Кристофер. — Не занимайся больше опасными делами: не надо лазать по деревьям, тренировать полудиких лошадей, вынимать зверей из ловушек, и тому подобное.
Во взгляде, брошенном ему Беатрис, читался немой протест, сопротивление любым планам ограничить её свободу. Кристофер понимал её.
— Я не буду требовать от тебя слишком многого, — тихо сказал он. — Но я бы не хотел беспокоиться о том, что ты можешь пораниться.
— Люди ранятся всё время. Могут загореться юбки, на человека могут наехать повозки, грохочущие по дорогам, или можно запнуться и упасть….
— Вот именно. Жизнь и так достаточно опасна, ни к чему искушать судьбу.
Беатрис поняла, что её семья давала ей гораздо больше воли, чем будет давать муж. Пришлось напомнить себе, что в браке будут и плюсы.
— … В скором времени мне придётся поехать в Ривертон, — говорил Кристофер, — нужно многое узнать о том, как управлять поместьем, не говоря уже о рынке древесины. Если верить управляющему, производство древесины в Ривертоне нестабильно. К тому же в том районе строится новая железнодорожная станция, она принесёт нам пользу только в том случае, если будут проложены хорошие дороги. Я должен принять участие в планировании, иначе потом пенять придётся только на себя. — Он остановился и развернул Беатрис лицом к себе. — Я знаю, как близки твои отношения с семьёй. Смогла бы ты жить вдали от них? Фелан-хаус останется за нами, но большую часть времени мы будем жить в Ривертоне.
Мысль о жизни вдали от родных поразила её. Они всегда были её миром. Особенно Амелия — её единственный якорь. Но к нотке обеспокоенности примешивалось и радостное возбуждение. Новый дом, новые люди, новые, ещё неисследованные места… и Кристофер. Самое главное, Кристофер.