– Усек, – радостно кивнул Володя, понявший, наконец, что от него требуется, и стал тыкать пальцем в видеокассеты, выбирая фильм на свой вкус. – Вот хорошая картина. На одном дыхании смотрится.
Он взял кассету, повертел её в руках, стал вытряхивать из коробки. Марьясов, не желавший выдавать своих страхов, зажмурил глаза, отвернулся в сторону, сделав вид, будто разглядывает что-то за окном. Наконец, он услышал музыку, голос переводчика. Нервы просто ни к черту.
– Все готово. Включил.
Володя показал пальцем на мерцавший телевизор и исчез, плотно закрыв за собой дверь. Марьясов сел в кресло, положил ноги на стол и уставился на экран. То и дело он отрывался от зрелища и глядел на часы, но время, кажется, остановилось. Нужно набраться терпения, отвлечься от дурных мыслей, сосредоточиться на кинокартине. Скрестив руки на груди, Марьясов смотрел в телевизор, стараясь разобраться в сюжете фильма, понять, что же происходит. Вот какой-то раздетый до пояса мужчина, накинув на плечи простыню, мечется по старинному дому, натыкаясь на мебель. Человек что-то кричит, брызгает слюной, стонет.
А вот оно что, в голую спину мужчины воткнут по самую рукоятку нож. Ничего себе, бегает с ножом в спине и хоть бы что. Человек повалился грудью на пол, завернул руку за спину. Издавая душераздирающие вопли, он старается вытащить нож, извивается, корчится от боли, но ничего не получается. Наверное, этот нож имеет слишком длинный клинок, сидит глубоко в теле. Все усилия тщетны, бедняга умирает, кровь пошла горлом, забрызгала простыню, неровной лужей разлилась по блестящему паркету. Да, мучительная смерть.
Другой герой картины, худой, как жердь, физиономия мрачная, съехавшая набок. Глаза потухли, словно у покойника. Сразу понятно – негодяй высшей пробы. В полутемном подвале, где темные капли влаги точат сводчатый потолок, бетонные стены, падают с потолка, злодей пристроился на полу, согнувшись в три погибели, копается в каких-то железяках. Откладывает в сторону хромированные щипцы и клещи, спрашивает у самого себе: «Тебе нравится боль, нестерпимая, адская боль?». И сам себе отвечает: «Да, она мне нравится. Как я люблю боль. Люблю, когда другим больно».
Криво усмехаясь, негодяй уже запускает, раскочегаривает, заводит тронутую кровавой ржавчиной бензопилу. Очевидно, желает нарезать отбивных из того несчастного, что валяется с ножом в спине в одной из верхних комнат. Ну и фильм, ничего себе развлекаловка. Что за извращенный вкус у этого охранника? Сказали же ему, поставь интересное развлекательное кино, а он что включил? Придурок недоделанный. Все словно сговорились, решили доконать Марьясова, каждый по-своему расстроить его нервы. Он сбросил ноги со стола, встал из кресла, выключил видеомагнитофон и телевизор. Неслышно ступая по ковру, снова принялся бродить по кабинету, то и дело поднимая голову, смотрел на круглые часы на стене.
Тишина. Только за дверью в приемной едва слышно какое-то шевеление, неясные подозрительные шорохи. Или эти звуки всего лишь игра расстроенных нервов? Подойдя к двери, Марьясов потянул ручку на себя, выглянул в приемную. Так и есть, звуки доносятся именно отсюда. Охранник настежь распахнул створки окна, придвинув стул, взгромоздился на его сиденье коленями и перевесился через подоконник. Марьясов безмолвно постоял у двери, брезгливо разглядывая толстую Володину задницу, обтянутую шерстяными брюками. Охранник, целиком поглощенный каким-то уличным зрелищем, даже не заметил появление начальника. А на улице что-то происходило. Через раскрытое окно до Марьясова долетали женские крики, невнятные мужские голоса.
– Что там случилось? Что ещё за цирк?
Володя обернулся, промычал что-то невразумительное и снова высунулся из окна. Марьясов шагнул вперед, обошел письменный стол секретарши, приблизившись на расстояние шага к подоконнику, заглянул за широкое плечо охранника. На противоположной стороне дороги, прямо под фонарем на тротуаре суетливо металась какая-то светловолосая девушка в куртке песочного цвета. Она махала руками, словно призывала кого-то себе на помощь, что-то выкрикивала, но слов было не разобрать. Марьясов нахмурился, тронул Володю за руку.
– Что там?
– Да у этой девки сейчас машина загорится, – буркнул Володя.
Только теперь Марьясов заметил, что девица прыгает возле морковного цвета «Жигулей», из-под капота которых выползают, змеятся серые струи густого дыма. Девушка продолжала кричать, призывно махать руками. Парень в кожанке, видимо, кто-то из охранников, торчавших в подъезде офиса, перебежал дорогу, стал, оживленно жестикулируя, беседовать с девушкой.