39 
– Тебе не нравится? – Андрей остановился.
Наташа соскользнула на пол.
– Нравится! Очень нравится! – Она чмокнула его в щеку.– Но тебе не понравится холодный суп.
– Какой суп?
– Грибной. И плов. Годится?
– Чудно. Дай только попить что-нибудь. Там пиво осталось?
– А как ты думаешь? Нет! Я выпила. Все семь бутылок! Возьми-ка сам, холодильник рядом, а я пока цветы в комнату отнесу.
– Успеешь. Сядь и поешь нормально. Пива тебе налить?
– Не хочу. Вина бы я с тобой выпила, но тогда мы поедем на троллейбусе.
– Пиво – тоже алкогольный напиток,– сказал Андрей.– И кефир. Сто грамм «либфраумильх» мой организм впитает, не заметив.
И потянулся к шкафу.
– За твой успех! – провозгласил он.– Там, в Голландии!
– Вздор! – возразила Наташа.– За нас с тобой! И только так!
– На брудершафт! – сказал Андрей и засмеялся.
– Ого! – произнесла Наташа, с подозрением изучая вмятину на «Жигулях».– Ты попал в аварию?
– Какая авария? – стараясь не переиграть, соврал Ласковин.– Какой-то урод ткнул, пока была на стоянке! Совсем дикий народ пошел!
Наташа промолчала.
Андрею представлялась возможность угадать: поверила или нет. Беспокоить лишний раз ее не хотелось. Ласковин и так прекрасно понимал, что должна чувствовать его девушка, когда он гоняет по городу, пытаясь выйти на тех, кто уже пытался его убить. Ссора, вспыхнувшая, когда Андрей пересказал девушке предложение Корвета,– выплеск этого постоянно копившегося напряжения.
Помня о дневном происшествии, Андрей вел машину с необычной для него осторожностью. Наташа, положив голову на его плечо, смотрела, как движутся навстречу серые сумерки. В приспущенное окно вливался влажный воздух, пахнущий весной и бензином. Из колонок позади вытекала музыка. Похожая на бег водомерки по поверхности пруда. Или на пушинки в солнечном свете.
Наташа взяла коробочку и прочитала: «Китаро. Астральное путешествие. Музыка для медитации».
Китаро… Загадочное имя.
- Там, где вымысел, голый,
- Украдкой бежал через двор,
- Мне беспомощный голос
- Опять напятнал разговор.
- И в усталые руки
- Уныло наплакал дождем
- Заходящий без стука
- И шепчущий: «Полно, пойдем».
- А по ельнику скачут
- Огни потерявшихся звезд.
- На заброшенной даче
- С утра заливается дрозд,
- И вдоль пыльной дороги,
- Цепочкой – собачьи следы.
- Но густой и широкий,
- Уже поднимается дым,
- И смолистые бревна трещат.
- И метель языков.
- И обрушилась кровля.
- Но в небо вонзается зов,
- И приходит тигрицей,
- Нежданно, на маночий звук,
- Та, что больше не снится…
Наташа открыла глаза: ей стало страшно. Серые сумерки и бледные огни, плывущие навстречу. Она крепче прижалась к Андрею, изгоняя страх его теплом.
– Я тебя люблю,– прошептала она молитву-охранительницу.
Андрей, счастливо улыбаясь, вел машину сквозь оледеневший от долгой зимы и безысходности город. Впереди ждал Праздник!
– «Их ловили руками…» – прошептала Наташа.
– Что?
– Ничего. Это я так.
Слева проплыло приподнятое здание Манежа.
– Скоро приедем,– сказал Андрей.– Тебе хорошо?
– Да.
«Та, что больше не снится…»
Глава четырнадцатая
Плоский длинный камень с одного конца был выщерблен сверху. Рукою человека. В углублении горел огонь. Голый худой человек сидел на поросшем вянущей травой берегу лесного озера и, положив подбородок на колени, глядел на черную неподвижную воду. В ней, как в зеркале, он мог видеть и желтый огонь, горевший на камне, и сам камень – черный наплыв, и половину собственного лица – черный провал глаза под шапкой спутанных волос.
Сухой лист упал на поверхность озера, замер, едва касаясь воды изогнутым краем.
«Осень»,– подумал человек.
От огня шло тепло. Правому плечу было жарко, левому – прохладно. Человек смотрел на свое отражение. Было что-то таинственное в том, что одна сторона лица, та, что в тени, растворялась в черноте, словно голова наполовину погружена в мир духов.
Сильный запах псины. Запах, от которого становится спокойней. Человек не пошевелился, когда косматый зверь уселся рядом, свесил язык, глядя туда же, куда и хозяин,– в воду. Дыхание пса участилось.
«Пить хочет,– подумал человек.– Сейчас прыгнет».
Не глядя, он схватил свалявшийся мех на загривке пса: сиди.
Осень. Человек вздохнул. И услышал шаги. Он еще раз вздохнул и отпустил собачий загривок, повернулся, не поднимаясь. Теперь он сидел на корточках и глядел на тонкие ноги, выглядывающие из-под меховой накидки. Гладкие, не похожие на его собственные, перевитые венами и жгутами, мышцы. Человек поднял глаза, увидел коричневый мех тяжелой медвежьей накидки (он сам добыл медведя прошлой зимой), а потом большие настороженные глаза.
39 
