130 
Час от часу не легче. Валиев снова пробился через гудевшую толпу, хлопнул дверцей, сел на водительское место. Он включил свет в салоне, вытащил из кармана фотографию Тимонина, повернулся к метрдотелю.
– Видел этого человека?
– Так вам этот человек нужен или Зудин?
– Мать твою, мне нужен этот человек, – Валиев начал терять терпение. – Этот самый человек, которого ты видишь на фотке. Его фамилия Тимонин. Ты его знаешь?
– Ну, так бы сразу и сказали, – вздохнул Муравьев. – Ваш Тимонин пришел вчера к Зудину и просидел у нас до самой ночи. Он уехал из ресторана в компании одним типом. Неким Лопатиным.
– Что за хрен такой? И где найти этого идиота?
Теперь Муравьев почувствовал себя лучше, даже повеселел. Боль в затылке отпустила, он позволил криво улыбнулся.
– Разве вспомнишь адреса всех местных идиотов?
Валиев повернулся к Муравьеву, сграбастал его за лацканы пиджака, притянул к себе. Хорошенько встряхнул метрдотеля и выдал мрачное обещание:
– Слушай ты, халдей поганый. Тварь сраная, слушай сюда. Те, кто со мной шутили, давно сдохли. Если ты вздумаешь пошутить, и я пошучу. Остановлю машину где-нибудь на пустыре. Достану из багажника топор и отрублю твои грабли. Все сделаю по высшему разряду. После этой операции ты не сможешь обнимать женщин и водить машину.
Муравьев побледнел, переменился в лице. За мгновение он сделался серьезным и сосредоточенным. Жарким летним вечером, когда погода шепчет приятные слова в оба уха, совсем не хочется попасть на разделочный стол безмозглого мясника.
– Поехали, я покажу, – сказал он и добавил. – Только боюсь, сейчас очень темно. Боюсь, не найду дороги. Это за городом, я там был всего-то пару раз.
– Значит, тебе очень придется остаться без обеих рук. Или без ног? Или без яиц? Ну, твой ход.
– Мой ход? – тупо переспросил Муравьев.
От волнения голос зазвучал напряженно и пронзительно, с металлической ноткой. Будто говорил вовсе не человек, а вокзальный репродуктор. Метрдотель поверил угрозам кавказца сразу и безоговорочно, мгновенно вспотел, провел рукавом пиджака по влажному лицу.
– Конечно, я найду дорогу, – сказал он.
Теперь пришлось тащиться обратной дорогой через весь город. Валиев вцепился пальцами в баранку, словно в горло заклятого врага. Он был зол на весь мир, на себя самого, на бестолкового Муравьева и даже на молчаливых братьев Джафаровых. Он старался успокоиться, взять себя в руки, но только больше злился.
Когда проезжали по городскому центру, мимо монументального здания, где в лучшие годы располагался обком партии, ожил мобильный телефон. Валиев вытащил трубку из внутреннего кармана, плечом прижал её к уху. Прекрасная слышимость, такое впечатление, будто Казакевич звонил из соседней телефонной будки, а не находился за тысячу верст отсюда.
– Ты уже все закончил? – осторожно спросил Казакевич.
Раздражение и злость, весь вечер копившиеся в душе униженного и оскорбленного Валиева, нашли выход и выплеснулись наружу.
– Еще не начинал, – скрипнув зубами, ответил он. – Черт побери, куда не сунься, куда не шагни, ты везде морда кавказской национальности. Менты, ублюдки поганые, мариновали нас в аэропорту. Мы потеряли время. Девяткин нас опередил. Сейчас пытаемся наверстать упущенное.
– Наверстать упущенное? – переспросил Казакевич. – Ясно.
Валиев услышал короткие гудки. Казакевич бросил трубку, не дав ему объясниться до конца, рассказать об обстоятельствах дела. И черт с ним, с этим снобом, нетерпеливым сукином сыном. Валиев свяжется с Казакевичем, когда все будет кончено. Тогда работодатель, надо думать, немного повеселеет. Валиев сунул трубку в карман, обернулся назад.
– Ну, куда дальше?
Муравьев ответил своим новым металлическим голосом:
– Все прямо и прямо.
* * * *
Девяткин распластался на крыше сарая, одним глазом подсматривая за тем, что происходит во дворе и за его пределами. К воротам подъехал темный «газик» с брезентовым верхом, посигналил двумя короткими гудками. Хлопнула дверь в доме, заскрипели ступеньки крыльца, послышались чьи-то шаги, повернулся врезной замок калитки.
Человек вышел за ограду, снял внешний замок и настежь распахнул створки ворот. Водитель подогнал машину прямо к крыльцу. Девяткин слышал чьи-то неразборчивые голоса, короткие реплики, но фары дальнего света остались включенными, они слепили глаза, мешая разглядеть происходящее. Кажется, с заднего сидения выволокли какого-то человека, то ли раненого, то ли мертвецки пьяного.
130 
