Так что наконец я вижу ее там, где раньше был только туман. Я вижу белокурые волосы, вижу угловатое лицо, вижу острый подбородок, по форме напоминающий сердечко. Она в черных брюках и сером свитере, она пришла, чтобы забрать меня из моей комнаты, где мы с Сарой Джейн занимаемся в этот момент географией. Мы изучаем Амазонку. Моя учительница рассказывает мне, как река змеей петляет на протяжении четырех тысяч миль, от Анд через Перу и Бразилию, чтобы влиться в бескрайний Атлантический океан.
Мать говорит Саре Джейн, что урок придется закончить раньше времени, и я знаю, что Сара Джейн недовольна, знаю потому, что ее губы превратились в узкую щель, хотя она отвечает: «Конечно, миссис Дэвис» — и захлопывает учебник.
Я иду за матерью. Мы спускаемся вниз. Она ведет меня в гостиную, где нас ожидает мужчина. Это крупный мужчина с шапкой рыжеватых волос.
Мать говорит мне, что он из полиции и что он хочет задать мне какие-то вопросы, но я не должен бояться, потому что она останется рядом, пока он будет разговаривать со мной. Она садится на диван и хлопает ладонью по подушке, лежащей возле ее правого бедра. Я тоже сажусь, она кладет руку мне на плечи, и я чувствую, как она дрожит, когда произносит: «Прошу вас, инспектор, начинайте».
Вероятно, она сказала ему, как меня зовут, но я этого не помню. Я помню, как он подтягивает стул, чтобы сесть ближе к нам, и наклоняется вперед, опираясь локтями о колени и кладя подбородок на сложенные руки. Когда он оказывается совсем близко от меня, я ощущаю запах сигар. Должно быть, запах исходит от его одежды и волос. В этом запахе нет ничего неприятного, но мне он непривычен, и я прижимаюсь к матери.
Он говорит: «Твоя мама правильно сказала, паренек. Не нужно бояться. Никто не собирается обижать тебя». Когда он говорит, я изгибаюсь, чтобы взглянуть на мать, и вижу, что она не поднимает глаз от своих коленей. А на ее коленях лежат наши руки — ее и мои, потому что она обхватила мои ладони, соединив нас еще и таким образом: одной рукой она меня обнимает, а другой сжимает мои пальцы. Она сжимает их еще крепче, и это ее ответ на слова полицейского.
Он спрашивает меня, знаю ли я, что случилось с моей сестрой. Я отвечаю: да, я знаю, что с Сосей что-то случилось. В дом приходило много людей, говорю я ему, и они забрали ее в больницу.
«Твоя мама рассказала тебе, что теперь она с Богом?» — спрашивает он.
И я говорю: да, Сося теперь с Богом.
Он спрашивает: знаю ли я, что это означает — быть с Богом?
Я говорю: это означает, что Сося умерла.
«Ты знаешь, как она умерла?» — спрашивает он.
Я опускаю голову. Мои пятки начинают стучать о нижний край дивана. Я говорю, что мне пора заниматься музыкой, что я должен упражняться по три часа каждый день, что Рафаэль велел мне выучить какое-то произведение — кажется, Allegro, — и тогда он в следующем месяце познакомит меня с мистером Стерном. Мать опускает руку и прижимает мои ноги, чтобы я не стучал ими. Она просит меня ответить на вопрос полицейского. Я знаю ответ. Я слышал топот людей, бегущих по лестнице вверх, в ванную. Я слышал плач по ночам. Я слышал шепот по углам. Я слышал, как задавались вопросы и высказывались обвинения. Да, я знаю, что случилось с моей младшей сестрой.
В ванне, говорю я ему. Сося умерла в ванне.
«А где был ты, когда она умерла?» — спрашивает он.
Слушал скрипку, отвечаю я.
Тогда начинает говорить мать. Она объясняет, что, когда у меня не получается какое-то произведение, Рафаэль дает мне запись с этим произведением, чтобы я слушал его дважды в день и учился играть его так, как надо.
«Такты учишься играть на скрипочке?» — ласково спрашивает меня полицейский.
Не на скрипочке, а на настоящей скрипке, отвечаю я.
«А-а, — кивает полицейский и улыбается. — На настоящей скрипке. Ну, теперь я понял. — Он поудобнее устраивается на стуле, кладет ладони на колени и говорит: — Сынок, твоя мама сказала мне, что они с твоим папой еще не объяснили тебе, как именно умерла твоя сестра».
В ванне, повторяю я. Она умерла в ванне.
«Верно. Но понимаешь ли, сынок, это случилось не само собой. Кто-то сделал ей больно. Специально, чтобы она умерла. Ты понимаешь, что это значит?»
В моем воображении возникают камни и палки, и я так и говорю. Сделать больно — значит бросать камни, говорю я ему. Делать больно — значит ставить кому-то подножку, значит ударять, щипаться или кусаться. Я думаю о том, как все это случилось с Соней.