Последние отзывы

  309  

Если Дэниелу эти слова и показались неожиданными после вспышек материнского гнева каждый раз, когда ей казалось, будто кто-то жалеет ее сына, то виду он не подал.

Оставшись одна, Ясмин села перед телевизором. На кухне тихонько булькала тушеная телятина, потому что — какая же она идиотка! — Ясмин по-прежнему была неспособна не сделать того, что решила сделать ранее. Точно так же она до сих пор не научилась изменять свою точку зрения или проводить черту — как не умела этого делать, будучи подружкой Роджера Эдвардса, его любовницей, женой и потом заключенной в тюрьме «Холлоуэй».

Так почему же сейчас она готова поступить иначе? Ответ лежал внутри ее, в онемевшей душе, где снова распускал свои ветви-плети страх. Она надеялась, что уже давно похоронила его. Выходило, что вся ее жизнь определялась и управлялась этим страхом, леденящим ужасом перед тем, что она отказывалась называть и чему не имела духа противостоять. Но все ее отчаянные попытки убежать от безымянного кошмара ни к чему не привели. Она опять столкнулась с ним лицом к лицу. Она старалась изгнать из головы все мысли. Она не хотела думать о том, что снова и снова доказывала жизнь: что бы она ни делала, как бы ни убеждала себя в обратном, ей не спрятаться. Ясмин ненавидела себя. Она ненавидела себя так же сильно, как ненавидела Роджера Эдвардса, и сильнее — гораздо сильнее, чем ненавидела Катю, которая подвела ее к этому моменту-зеркалу и заставила вглядеться в него. И неважно, что каждый поцелуй, каждое объятие, каждый акт любви и все до единого слова оказались построенными на лжи, пока еще не доступной пониманию Ясмин. Важнее было то, что она, Ясмин Эдвардс, позволила себе участвовать в этом. Она проклинала себя. Ее грызли тысячи острозубых «Я должна была знать».

Когда в дом вошла Катя, Ясмин бросила взгляд на часы и отметила про себя, что она сегодня вовремя. Хотя иначе и быть не могло, ведь Катя Вольф никогда не была слепа к тому, что происходит в душах окружающих ее людей. Эту технику выживания она освоила за решеткой. Несомненно, утренний визит Ясмин в прачечную был для нее открытой книгой, которую она легко прочитала. И решила, что должна вернуться домой вовремя и быть готовой.

Однако она не могла знать, к чему нужно быть готовой. Это было единственным преимуществом Ясмин. Все остальные козыри держала ее любовница, и самый сильный из них, самый главный все это время сиял как маяк, хотя Ясмин упорно отказывалась замечать его.

Целеустремленность. Катя не сошла с ума за двадцать лет заключения только потому, что всегда имела цель. Она была женщиной с планами, всегда была, с молодости. «Ты должна знать, чего хочешь и кем станешь, когда выйдешь отсюда, — не раз внушала она Ясмин. — Не думай о том, что они с тобой сделали. Если ты проиграешь, это станет их победой». И Ясмин со временем начала восхищаться Катей за ее упрямую решимость стать тем, кем она всегда собиралась, несмотря на ситуацию. Восхищение переросло в любовь к Кате Вольф, и любовь эта стала надежной опорой для них обеих, даже когда они еще сидели в тюрьме. Она говорила Кате:

— Ты проведешь здесь двадцать лет! Думаешь, в один прекрасный день ты выйдешь за ворота и в сорокапятилетнем возрасте, не имея ни знаний, ни опыта, начнешь создавать модели

одежды?

— У меня будет жизнь, — твердо отвечала Катя. — Я смогу, Яс. У меня будет жизнь.

И эту жизнь надо было с чего-то начинать, после того как Катя отсидела срок, прошла этап подготовки к выходу на свободу, доказывая свою законопослушность, и была выпущена на свободу. Она нуждалась в месте, где никто не стал бы показывать на нее пальцем, где она смогла бы начать строить свою жизнь заново. Внимание общественности, шум, известность теперь были бы ей совсем ни к чему. Она не осуществит свою мечту, если ей не удастся влиться в сообщество обыкновенных людей. И даже если здесь она преуспеет, трудности на этом не закончатся, ведь ей предстоит завоевывать положение в конкурентном, жестком, ревнивом мире моды, не имея за спиной ничего, кроме школы выживания в системе исправительных учреждений.

Когда Катя поселилась в Кенсингтоне вместе с Ясмин и Дэниелом, Ясмин понимала, что подруге потребуется период адаптации перед тем, как она сможет приступить к работе над претворением в жизнь планов, о которых было столько говорено в стенах тюрьмы. Поэтому Ясмин предоставила Кате время на возобновление знакомства со свободой. Она не спрашивала, почему Катины речи о целях и целеустремленности не превратились в действие сразу после освобождения. Все люди разные, говорила себе Ясмин. Неважно, что она сама впряглась в работу с яростью и упорством, как только вышла из тюрьмы. У нее была совсем другая ситуация — надо было кормить сына и готовиться к приезду любовницы, воссоединения с которой она ждала столько лет. То есть у нее был сильнейший стимул как можно скорее привести свою жизнь в порядок: она хотела дать Дэниелу, а потом и Кате дом, которого они заслуживали.

  309