316 
Нката поставил машину на стоянке напротив входа в тюрьму, перед пабом с заколоченными окнами, более уместным где-нибудь в Белфасте, а не в Лондоне. Он съел апельсин, изучая стену и редкие окна «Холлоуэя» и размышляя о значении отдельных фактов в жизни человека. В частности, он пытался определить значение того факта, что немка жила с Ясмин Эдвардс и в то же время водила шашни с кем-то еще, как он, впрочем, и подозревал, когда увидел тени, сливающиеся в одну за оконными занавесками дома номер пятьдесят пять по Галвестон-роуд.
Доев апельсин, он вышел из машины и, когда светофор остановил на полминуты плотный поток транспорта, пересек Парк-херст-роуд. В приемной тюрьмы он предъявил свое удостоверение женщине-офицеру за стойкой.
— Мисс Маккей ожидает вас? — спросила сотрудница тюрьмы.
— Нет, — ответил Нката. — Я здесь в связи с полицейским расследованием. Она не удивится, узнав, по какому делу я хочу ее видеть.
Офицер сказала, что позвонит, а пока пусть констебль Нката присядет. Рабочий день уже заканчивается, и неизвестно, сможет ли мисс Маккей уделить ему время…
— О, не сомневайтесь, сможет, — заверил ее Нката.
Он не стал садиться, а прошел к окну, в котором снова увидел лишь протяженные кирпичные стены. Наблюдая за движением машин на улице перед входом в тюрьму, он обратил внимание, как охранник поднял ворота, чтобы пропустить тюремный автобус. Нката догадался, что это возвращается один из арестованных после дня, проведенного в зале суда. Должно быть, точно так же увозили и привозили Катю Вольф в те далекие дни, когда в суде слушалось ее дело. И с утра до вечера ее постоянно сопровождал офицер тюрьмы. В суде офицер находился рядом с ней на скамье подсудимых. Он провожал ее и выводил из комнаты ожидания под залом суда, приносил ей чай, водил на обед и возвращал обратно в камеру в конце дня. В самый трудный период жизни арестованного он почти все свое время проводит рядом с этим офицером.
— Констебль Нката?
Нката обернулся на голос женщины за стойкой, которая протягивала ему телефонную трубку. Он взял трубку, назвал свое имя и в ответ услышал женский голос:
— Напротив тюрьмы есть паб. На углу Хиллмартон-роуд. Здесь я не могу с вами встретиться, но если вы подождете, то через четверть часа я буду в пабе.
— Я жду вас только пять минут, — сказал он. — Мне некогда рассиживаться по питейным заведениям.
Она громко выдохнула, но согласилась:
— Тогда через пять минут.
В трубке запищали короткие гудки.
Нката снова пересек улицу и вошел в паб, который оказался пустым и холодным, как заброшенный сарай. В воздухе пахло сырой пылью. Нката заказал стакан сидра и отнес напиток за стол недалеко от входной двери.
В пять минут она не уложилась, но появилась до истечения десяти. Она распахнула дверь, впустив в паб порыв ноябрьского ветра. Ее взгляд обежал помещение и остановился на Нкате; она коротко кивнула ему и подошла широкими шагами уверенного в себе человека. Она была довольно высокой женщиной — не такой, как Ясмин Эдвардс, но все же выше Кати Вольф, вероятно, пять футов десять дюймов.
— Констебль Нката? — спросила она.
— Мисс Маккей? — был его ответ.
Она подтянула к себе стул, расстегнула и скинула с плеч пальто и уселась, поставив локти на стол и пригладив ладонями волосы. Она носила короткую стрижку, так что светлые пряди не закрывали ушей. В мочках поблескивали жемчужные серьги-гвоздики. Усаживаясь, она держала лицо опущенным книзу, но когда она подняла голову и взглянула на Нкату, в ее глазах стояла нескрываемая неприязнь.
— Что вам от меня надо? Мне не нравится, когда меня отрывают от работы.
— Я мог бы заехать к вам домой, — сказал Нката. — Но от офиса Харриет Льюис до «Холлоуэя» ближе, чем до Галвестон-роуд.
Имя адвоката заставило Маккей насторожиться.
— Вы знаете, где я живу, — произнесла она.
— Да, следил за одной пташкой по имени Катя Вольф вчера вечером. Она добиралась от Кенсингтона до Уондсуорта автобусом. Что интересно, она пересаживалась с маршрута на маршрут и ни разу не спросила дорогу. Похоже, частенько бывает у вас.
Норин Маккей вздохнула. Она была среднего возраста — вероятно, лет пятидесяти, по прикидкам Нкаты, но минимальное количество косметики на ее лице служило ей добрую службу: тени и помада натуральных тонов лишь подчеркивали природные достоинства, не создавая впечатления нарисованной маски. Аккуратная тюремная униформа тоже шла ей: накрахмаленная белая блузка, начищенные эполеты на темно-синем костюме, брюки со складками, которые сделали бы честь любому военному. На ремне висела связка ключей, а также рация и небольшой футляр. В общем и целом она производила впечатление.
316 
