110 
Джорджи бросила на Тайрела предупреждающий взгляд, который он проигнорировал, и вышла из комнаты. Тайрел повернулся к Лизи:
— Ты выглядишь так, словно кто-то умер.
Лизи покачала головой.
— Твой отец приезжал сюда сегодня, — произнес Тайрел. — Что он сказал такого, что ты так сильно подавлена?
Лизи была шокирована тем, что он знает о визите ее отца.
— Элизабет, я должен спросить, если что-то случилось. У тебя был только один посетитель — Смайт сразу же проинформировал меня об этом. Что твой отец такого сказал, что ты сейчас подавлена?
Лизи посмотрела на свои колени.
— Я так люблю папу, — прошептала она.
Тайрел ждал.
— Он знает, что я — твоя любовница. Они все опозорены. Изгнаны из общества. Убиты горем. Я бессовестная, Тайрел! — воскликнула она. — И ужасно эгоистичная!
Он опустился перед ней на колени, взяв ее руки в свои:
— Нет! Это я тебя заставил. Если кто-то и виноват, то только я!
— Я их опозорила, — прошептала Лизи, пытаясь не плакать.
Она хотела наклониться к нему, хотела, чтобы он прижал ее к себе, и в то же время хотела отстраниться и убежать от него, но пока еще могла — если еще могла!
Тайрел прикоснулся к ее щеке:
— Я все исправлю. Их будут приглашать на каждое мероприятие в «Адаре». Теперь не только ты будешь под моей защитой, но и они. Любимая, не плачь!
— Ты можешь это сделать?
Это был небольшой проблеск надежды. Тайрел нежно поцеловал ее:
— Элизабет, конечно же могу. Я поменяю для тебя местами небо и землю, лишь бы успокоить твою боль. Я позабочусь о том, чтобы их принимали в высшем обществе, но ты не можешь бросить меня, — произнес он, его глаза вспыхнули в опасном предупреждении.
Лизи онемела. Он каким-то образом почувствовал, что она готова уйти от него. Будет великолепно, если он поможет ее отцу с матерью вернуться в общество, но это ничего не исправит.
Оставалось будущее, и она больше не могла притворяться.
— Элизабет, — сказал он, словно знал, о чем она думает. — Пожалуйста, посмотри на меня.
Лизи схватила его за руки и подняла глаза.
— Я была так счастлива, — пробормотала она.
— Я знаю, — сказал Тайрел, лишь слегка улыбнувшись. — Я хочу, чтобы ты была счастлива. Позволь мне сделать тебя счастливой! — Его взгляд потемнел. — Позволь мне отвести тебя в постель.
Занятие любовью было последним, о чем она думала, и это не решило бы ничего.
— Ты действительно введешь маму с папой в высшее общество? Это возможно? — спросила она, дрожа и зная, что не должна цепляться за такую крошечную надежду.
Тайрел ответил не сразу. Он нетерпеливо поцеловал ее, и Лизи открылась ему, позволив ему делать все, что он хочет. Наконец, когда ей было больно от бушующего огня, который мог погасить только он, Тайрел отстранился.
— Если я даю слово, то это сделано. Тебе не нужно беспокоиться о родителях.
Он поцеловал ее снова, на этот раз его рука скользнула под корсет к груди.
Желание боролось с моральной дилеммой, которую она надеялась разрешить. Если ее родителей примут в обществе, разве папа не простит ее? Разве мама не будет счастлива? Даже если она останется в Уиклоу с Тайрелом в качестве его любовницы всего лишь на некоторое время?
— Элизабет! — воскликнул Тайрел.
И это была просьба, потому что он чувствовал: она отдает ему только свое жаждущее тело, а не внимание. Он обхватил ее лицо, и ей пришлось посмотреть в его разгоряченные строгие глаза.
— Ты не бросишь меня, — резко сказал он. — Никогда. Мы справимся с этим вместе.
Лизи почувствовала его мощь; это было больше, чем она могла вынести, к тому же ей совсем не хотелось бросать его. И она подчинилась.
— Я не брошу, — прошептала она, пока он целовал ее заплаканные глаза, путаясь в пуговицах ее платья.
Но ее невысказанные слова отразились эхом.
Тайрел оторвал свои губы от ее губ, и их взгляды встретились; он словно услышал, как Лизи вслух произнесла невысказанную мысль.
Лизи попыталась улыбнуться ему, но у нее не получилось.
Тайрел взял ее на руки и понес в спальню. И теперь, когда он опустил ее на кровать, Лизи раскрыла свои объятия. Их губы сомкнулись, одежда исчезла, он неистово и сильно вошел в нее.
Было похоже, словно часы тикают, и они оба знали об этом.
Тайрел понял, что солнце встает. Его розоватый свет прокрался в темную комнату. Он сидел у камина, обхватив голову руками, пустой стакан стоял на полу у его ног; он был одет только в бриджи. Огонь почти погас, остались только искры, но часы назад, когда он оставил Элизабет, спящую и улыбающуюся во сне, в их кровати, огонь горел в полную силу. Он потер пальцами виски. Боль только усилилась.
110 
