Особенно,... 
67 
На следующее утро, в который раз переваливая через гору, – с пятью большими картонными коробками, составленными в тележке одна на другую, – он думал: все потому, что мы позволяем им это. Мы не решаемся сбежать с пачкой в пятьдесят тысяч рупий, потому что знаем: другие бедняки сцапают нас и отволокут назад, к богачу. Мы, беднота, сами построили тюрьму, в которой сидим.
Вечером он лежал, изнуренный, в своей тележке. Возчики развели костер. Кто-то подошел к Ченнайе, дал ему немного риса. Он исполнял самую тяжелую работу, и потому босс объявил всем, что Ченнайю надлежит кормить регулярно.
Он смотрел на двух трахавшихся собак. В том, что они делали, не было никакой страсти – собаки просто спускали пар. Вот все, что мне сейчас нужно, подумал он, – отодрать какую-нибудь бабу. А вместо этого приходится лежать здесь и думать.
Жирная проститутка сидела на своем крыльце.
– Дала бы ты мне, что ли, – сказал Ченнайя.
Она, даже не посмотрев на него, покачала головой.
– Всего разок. Я тебе потом заплачу.
– Отвали, не то Брата позову, – сказала она, подразумевая бандита, который владел здесь борделем и каждый вечер отбирал у женщин часть заработанных ими денег.
Ченнайя сдался; купил маленькую бутылку вина и стал его пить.
«Почему я так много думаю? Мысли – как занозы в моей голове, мне хочется выдернуть их. Но даже когда я выпью, они никуда не уходят. Я просыпаюсь ночью от жажды, а мысли тут как тут, в голове».
Он лежал в своей тележке, проснувшись. И был уверен, что и во сне к нему прицепился какой-то богач, потому что проснулся он разъяренным и потным. А потом услышал шум, издававшийся людьми, которые совокуплялись где-то неподалеку. Оглядевшись по сторонам, Ченнайя увидел, что один из возчиков отжаривает проститутку. Совсем рядом с ним. И подумал: а почему не я? Почему не я? Он же знал, что у этого малого денег не было, значит, она дала просто так, из снисхождения. А почему ему, Ченнайе, не дала?
Каждый вздох, каждый стон этой парочки был для него как удар палкой, и в конце концов Ченнайя не выдержал.
Он выбрался из тележки, прошелся по проулку, отыскал на земле кучу коровьего навоза, набрал его в горсть. И запустил им в любовников. Они закричали, а Ченнайя подскочил к ним и налепил дерьмо на физиономию женщины. А после всунул липкие от навоза пальцы ей в рот и держал их там, хоть она и кусалась; и чем крепче она кусалась, тем большее наслаждение он испытывал, пальцы Ченнайи оставались у нее во рту, пока не сбежались другие возчики и не оттащили его.
Однажды ему пришлось выехать за пределы города – в Баджпи, на стройку, он должен был доставить туда дверную раму.
– Раньше здесь стоял большой лес, – сказал ему один из рабочих-строителей. – Вон там, видишь, все, что от него осталось.
Он указал на далекую горстку деревьев.
И Ченнайя спросил у него:
– А для меня здесь работы не найдется?
На обратном пути он свернул с дороги и поехал к деревьям, на которые показывал строитель. Приблизившись к ним, слез с велосипеда и, обойдя их кругом, увидел среди деревьев высокую скалу, забрался на нее и окинул взглядом окрестности. Он был голоден, потому что ничего в этот день не ел, однако чувствовал себя хорошо. Да, он мог бы жить здесь. Было бы только немного еды, что еще ему нужно? И ноющие мышцы его отдохнули бы. Он прилег, опустил голову на камень, взглянул в небо.
И внезапно вспомнил о своей матери. А следом – о волнении, которое испытал, когда в семнадцать лет приехал из деревни в Киттур. В тот первый день двоюродная сестра провела его по городу, показала достопримечательности. Кожа у нее была белая, и это увеличивало очарование города. Больше он ее ни разу не видел. Вспомнил Ченнайя и о том, что за этим последовало, – о страшном сужении жизни, которая с каждым проведенным им в городе днем становилась все скуднее и мельче. И сейчас он понял: первый день в городе обречен на то, чтобы остаться самым лучшим, – вступая в город, человек в тот же миг обращается в изгнанника из рая.
«Я мог бы стать санньясином[13], – подумал он. – Питаться листьями и травами, жить восходами и закатами». Поднялся ветерок, деревья зашелестели, как будто посмеиваясь над ним.
В город он въехал уже затемно и, чтобы побыстрее добраться до магазина, избрал кратчайший путь – через Маячную гору.
Спускаясь с нее, он увидел впереди два фонарика, красный и зеленый, прикрепленные к чему-то большому, также спускавшемуся, а через секунду понял, что это слон.
67 
