Особенно,... 
124 
Он хотел добавить еще что-то, но замолчал, удивленно глядя на «доктора» – тот сидел, закрыв глаза и даже чуть запрокинув голову. Словно беспечный грибник, присевший на пенек в насквозь знакомом и безопасном лесочке, где и волков крайний раз видели, дай бог памяти, при государе Александре – еще когда он Освободителем не стал. До сего дня подобное спокойно-расслабленное выражение лица «доктора» Николай замечал всего раза два, не больше, и оба раза, как и сейчас, в обстоятельствах, ничуть не способствующих безмятежному отдыху. Вероятно, и сейчас, решил Николай, «доктор» занят обдумыванием его предложения – вот только нынешние обстоятельства были куда как похлеще.
На самом деле «доктор» сейчас думал не о нем и даже не о его предложении. Сергея Константиновича, записанного в приходскую книгу совсем под иным именем – уже наполовину позабытым, затертым десятками фальшивых имен, как изначальная побелка стены под слоями дешевых обоев, – сейчас куда больше занимала собственная метаморфоза. С точки зрения продолжения борьбы, предложение напарника было, в общем, вполне логичным – переход к британцам сулил неплохие шансы выжить и вернуться за Разлом. Однако «доктор» вдруг осознал, что идея эта ему не просто не нравится – она противна ему, как любил говорить один из его учителей, на органическом уровне. Это было неожиданно, непонятно – и, следовательно, нуждалось в тщательном обдумывании.
Дело, конечно же, было не в самом факте предательства людей, с которыми пришлось долгое время делить хлеб, соль и опасности. Подобное давно уже стало частью жизни в подполье, порой вынуждавшей жертвовать даже своими – когда уж тут думать о чужих, да еще таких, что, случись иные обстоятельства, охотно сыграли бы роль расстрельной команды. Нет, противодействие определенно шло откуда-то глубже, дальше – и, пожалуй, масштабнее. За последнюю мысль/ощущение «доктор» зацепился, словно Тесей за нить, – и принялся сматывать клубочек.
Масштаб… да, масштаб у этого предательства был бы сродни злодейству Искариота. Здесь и сейчас, на берегах Зеркальной бухты, решалась не просто судьба нескольких сотен русских, немцев и англичан – первая война Нового мира должна была определить, чья страна получит фору в забеге с невиданной со времен Колумба ставкой. Шансы «владычицы морей» и без того высоки, если же «Манджур» не вернется, то Россия, скорее всего, и вовсе не будет допущена к разделу пирога.
«Прекрати, – мысленно приказал себе «доктор», – перестань. Ты уже давно не восторженный юнец, мечтавший нести свободу братским народам Балкан под знаменами Белого царя. С точки зрения грядущего – исторически неизбежного – царства всеобщей свободы, равенства и братства совершенно без разницы, кому достанутся эти земли здесь и сейчас. И уж точно никому не будет интересно, какого цвета мундиры были на полегшей здесь горсти оболваненных пешек. Да и поздновато становиться патриотом, разменяв пятый десяток лет, – особенно с твоей-то биографией…»
Но все-таки что-то мешало. Неясное, полузабытое чувство, до этого часа смутно маячившее где-то на задворках сознания – и тут нежданно пробудившееся, вылезшее на свет и вставшее неодолимой стеной.
«Что бы ни случалось, что бы ни происходило, – услышал он вдруг полузабытый сипловатый голос, как и тогда, мерно падающие в тишину слова привычно перемежались скрипом досок и тяжелым стуком трости, – помните – все, что вы сделаете, должно быть сделано для нашего народа. Для России».
«Так вправе ли он способствовать отнятию у своей страны величайшего за всю ее историю прибавления? Не земель, не вод, не ископаемых и даже не международного престижа: все это труха, тлен. Прибавления знаний, самого ценного капитала. Да или нет?»
– Что «нет», Сергей Константинович? – Слова доносились будто бы издалека. Лишь через пару секунд «доктор» очнулся окончательно и сообразил, что последнее слово в своем мысленном вопросе он, забывшись, произнес вслух.
Или же это было первое и единственное слово из ответа?
– Нет, – твердо произнес «доктор», – значит, нет. Не годится ваша идея, Николай.
– Это почему еще?!
«Истинную причину ему открывать нельзя, – быстро подумал «доктор», – не поймет, и это еще мягко говоря. Здесь нужны будут иные аргументы, более доступные, примитивные… Черт, как же все нескладно. Будь у меня хотя бы несколько часов…»
– Попробуйте понять одну очень простую вещь, – начал он, старательно затягивая паузы между словами, чтобы выгадать лишние мгновения для обдумывания следующей фразы. – Англичане, конечно, с превеликой охотой выслушают наши сведения. А что потом? Я скажу вам, Николай: в условиях, когда они делают все, чтобы мир узнал их и только их версию произошедшего здесь, мы станем опасными свидетелями.
124 
