Последние отзывы

  57  

— А вы чем занимаетесь?

— Я продаю картины.

— Ничего себе! Вот не знала, что Ли увлекся искусством. Ой, простите, не Ли, а мистер Макгрет.

— Я помогал ему разобраться со старым делом.

Мать Саманты прямо зашлась от смеха.

— Да что вы? Это с каким же?

— Мама.

— Я просто спросила.

— Подождете наверху, ладно? — сказала мне Саманта.

— Я, наверное, лучше домой.

— Эх, Ли. Так до самой смерти и не изменился. О господи, я сейчас лопну.

— Мама, можно тебя на минуточку? — Саманта утянула мать на кухню.

Поколебавшись, я тихонько пошел наверх.

Я не был здесь ни разу. В желто-коричневой спальне все еще напоминало о болезни хозяина: палка для ходьбы, тазик у кровати. На двери второй комнаты висела деревянная табличка: «Владения Джулии и Сэм».

Здесь стояла двухъярусная кровать, на ней два стеганых одеяла, стареньких и пропахших пылью. На стенах — обычные девчоночьи плакаты. На полу — большая сумка с надписью «Прокуратура, Квинс, Нью-Йорк». Молния наполовину расстегнута, внутри кое-как напиханные вещи, дезодорант, кроссовки.

Внизу уже орали.

Я просмотрел книги на столе. Мадлен Л’Энгл, «Морщина времени». Сэлинджер, «Над пропастью во ржи». Джуди Блум, «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет». У Джули в школе были «друзья навсигда», если судить по надписи на рамке фотографии. На стене висел листок с номером — это Саманта участвовала в нью-йоркском марафоне в 1998 году.

Внизу орали все громче. Хлопнула дверь.

Через несколько минут вошла Саманта.

— Вот стерва!

Она закрыла лицо руками. Потом успокоилась и подняла голову. Отстраненно глядя на стену у меня за спиной, Саманта начала расстегивать пуговицы на блузке. Кофточка упала на пол.

— Помоги, пожалуйста. — Саманта повернулась ко мне спиной.

— Хочешь, я буду спать на верхней кровати?

— Не надо.

— По-моему, она тебе коротка будет.

— Ну… Наверное.

— Ты какого роста?

— Метр восемьдесят шесть.

— Да, это неудобно. Давай я туда полезу.

— Не надо.

— Точно?

— Точно.

— Ну и ладно. Если честно, мне не очень хотелось там спать. Это кровать Джули. — Мы помолчали. Я услышал, как она улыбается. — Ну и как оно, здорово, воспользоваться женской слабостью?

— Обалденно.

— Я вообще-то так не делаю.

— Несчастье заставляет нас совершать странные поступки.

— В койке.

— Ага.

— Да нет! «В койке». Ты что, никогда в эту игру не играл?

— В какую игру?

— Игру с печеньем. В которое бумажки про будущее кладут.

— Первый раз слышу.

— Читаешь предсказание и добавляешь: «В койке». Что, никогда так не делал?

— Я, значит, похож на бумажку с предсказанием?

— Был похож, когда это сказал.

— Что?

— Ну, это: «Несчастье заставляет нас совершать странные поступки».

— Это правда.

— Ладно. Но говорить так все равно глупо.

Я хотел обидеться, но тут увидел, что она улыбается, и улыбнулся сам. Сколько лет Мэрилин твердила мне: нельзя быть таким серьезным. Она бы от злости лопнула, если бы увидела, как я развеселился от одной глупой ухмылки.

Я сказал:

— Твои счастливые числа пять, девять, пятнадцать, двадцать два и тридцать.

— В койке.

— В койке. Я бог знает когда такое печенье ел.

— Мы в конторе китайскую еду дважды в неделю заказываем. Вот они их и привозят. Дрянь, конечно, но лучше, чем крекеры с арахисовым маслом.

— Хочешь, я тебя как-нибудь в ресторан свожу?

— А что, давай.

— Ладно.

— Договорились.

Тишина.

Она сказала:

— Нет, правда, я так не привыкла делать.

— Ты это уже говорила.

— Непонятно, что это такое? — Она привстала на локте. — Как ты думаешь? Чего это мы?

— Не знаю.

Она рассмеялась.

— Чего?

— Жалко, ты себя в зеркале не видишь.

— А что такое?

— У тебя на роже написано: «Вот черт, теперь она решит, что это я всерьез». — Она упала на спину, хохоча во все горло. — «Что я наделал!»

— Я ничего такого не думал.

— Как скажешь.

— Не думал!

— Все, поверила. Просто у тебя вид был смешной.

Я улыбнулся:

— Как скажешь.

Она затихла и вытерла глаза.

— Вот теперь мне полегче.

— Я рад.

Она кивнула и серьезно посмотрела на меня:

— Мне как-то не хочется сейчас это все осмысливать. Хочется просто перестать плакать.

  57