89 
— А я не буду.
— Да что с тобой? Мэрилин!
— Нет, это что с тобой!
— Ниче…
— Да пошел ты!
Она замолчала. Голова у меня начала раскалываться.
— Мэрилин…
— Я тебя несколько недель не видела!
Ну что тут скажешь?
— Где ты был?!
— Я был занят.
— Чем?
— Расследованием.
— Расследованием?
— Ну да.
— С какой стати?
— Мы очень продвинулись.
— Правда? Потрясающе! Просто замечательно! Ура! А из пушек палить будем?
— Что?
— Ну, типа, бах-бах.
— Я не понял.
— Все ты прекрасно понял.
— Честное слово, нет. И, если ты не возражаешь, я бы хотел все-таки поговорить с Джоко. Какое ты вообще право имела…
— Господи! Хватит уже!
— Нет, ты скажи! Какое…
— Замолчи.
Я так и поступил. Потом поднялся на ноги.
— Выпей воды, а то голова заболит.
— Я же знаю, ты ее трахаешь.
— Что, прости?!
— «Что, прости», — передразнила она. — Ты все прекрасно слышал.
— Слышал, но не понял.
— Ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля.
— Спокойной ночи, Мэрилин.
— Не смей уходить!
— А что я должен — стоять и смотреть, как ты из себя идиотку строишь?
— Попробуй только уйти, я тебе не такое устрою!
— Успокойся, пожалуйста.
— Скажи, что ты ее трахнул.
— Кого?
— Перестань!!! — завизжала Мэрилин.
Тишина.
— Скажи, что трахнул.
— Я ее трахнул.
— Отлично. Ну вот, уже хоть что-то.
Я не ответил.
— Меня не обманешь. Я все знаю, мне все агенты докладывают.
— Какие агенты? — И тут до меня дошло. — Исаак?
— Так что не парься.
— Господи боже! Мэрилин!
— Ну прямо оскорбленная невинность! Посмотрите на него. Сам же трахал, и сам же возмущается.
— М-да. Не хочу тебя расстраивать, но он не стоит тех денег, которые ты ему платишь. Я с ней действительно спал однажды, но это было задолго до того, как мы начали работать над делом.
— Я тебе не верю.
— Хочешь верь, хочешь нет. Это правда.
— Меня-то ты не трахал. Значит, трахал кого-то еще.
— Ты что, совсем тронулась? Я в больнице лежал.
— И что?
— И то. Я не мог… Я не собираюсь об этом говорить.
— Скажи, что ты ее трахнул.
— Я уже сказал… А ты теперь все время будешь одно и то же твердить?
— Что?
— «Трахнул, трахнул, трахнул».
Она засмеялась:
— А как еще это называется?
— Это называется «не твое дело».
Она в одну секунду взлетела из кресла с бокалом наперевес. Я присел, бокал врезался в стену и разлетелся вдребезги. Ксерокс весь засыпало осколками и залило виски.
— Ну давай, повтори. Скажи, что это не мое дело.
Я медленно выпрямился с поднятыми руками. На ковре, в том месте, где стоял бокал, осталось влажное пятно.
— Когда ты ее трахнул?
— Зачем тебе?
— Когда?
— Месяца два назад.
— Когда?
— Я же тебе сказал.
— Точнее.
— Тебе точную дату и время назвать?
— Днем? Или ночью? В постели? Или на диване? Или на кухонном столе? Поделись с нами, Итан, народ хочет знать.
— Не помню точно числа. — Я помолчал. — В ночь похорон.
— А! Круто, ничего не скажешь.
Я подавил желание заорать на нее.
— Не понимаю, чего ты так расстраиваешься. Можно подумать, ты ни с кем другим за последние шесть лет не спала.
— А ты?
— Спал, конечно. Ты же знаешь.
— А я нет.
Что тут скажешь. В обычных обстоятельствах я вряд ли бы в это поверил, но не сейчас. Сейчас она точно говорила правду.
— Уходи, — сказала она.
— Мэрилин…
— Вон.
Я вышел в коридор и сел в лифт. Меня штормило, голова раскалывалась от услышанного. Похоже, мы друг друга не совсем понимали. И главное, мы не одинаково понимали основные принципы построения наших отношений. Кто-то вовремя не сформулировал это вслух. Сколько ошибок! Двери лифта открылись на первом этаже. В кабину ворвались волны грохочущей музыки. Народ веселился вовсю. Я взял пальто и вышел на улицу. С неба падали огромные снежинки, похожие на хлопья взбитых сливок. Надвигался буран.
Интерлюдия: 1939 год
Врачи — такие же люди, как и все остальные. И, как и все остальные, они боятся его. Боятся сказать правду. Это сводит его с ума. Ему позвонил главврач и начал блеять что-то невразумительное. Одно и то же, по кругу. Льюис не понимает, чего он хочет. Денег? Еще? Да ради бога. Он и так платит заоблачные суммы на содержание дома, Берта ужасно злится из-за этого. С чего бы только? Она сама обо всем и договаривалась. И деньги переводятся со счетов, к которым она в жизни отношения не имела и куда не вложила ни цента.
89 
