— Разве я похожа на человека, у которого не может кто-то появиться?!
Лицо Майкла стало замкнутым, отчужденным…
— Конечно, может, — стараясь оставаться спокойным, произнес он. — Что ж, я очень рад за тебя.
Внезапно Робин почувствовала некую щемящую горечь. Она хотела рассмеяться, объяснить, что у нее пока никого не появилось, что он сам пришел к такому выводу. Вернее, это она позволила ему так думать, раздраженная его расспросами…
Но у нее не поворачивался язык. Гордость не позволяла ей сейчас произнести что-либо.
Остаток пути они проехали в молчании.
Майкл припарковал автомобиль у подъезда Робин. Он взглянул на свою спутницу исподлобья, словно хотел что-то сказать. Но потом передумал, вздохнул, мотнул головой:
— Ладно… Я не хотел тебя задеть или обидеть.
— Ладно, — согласилась Робин.
Он словно ждал от нее чего-то — приглашения подняться? Выпить чашку кофе, порцию виски, кружку чая? Посмотреть вместе видео? Может, даже посчитать звезды с балкона? Те, что еще видны из-за уличных фонарей.
Ничего этого Робин не стала ему предлагать.
— Я провожу тебя до квартиры, — сказал Майкл.
— Не нужно.
— Во избежание, — твердо сказал он.
Робин пожала плечами.
Хочет даже в такой неловкой ситуации оставаться джентльменом — его право.
Хотя любому джентльменскому поведению Робин теперь предпочитала честность.
Ту, которая позволит расставить все точки над «i».
Жаль, что сама Робин сейчас ни на какую честность не способна…
Щелкнул замок открываемой двери.
— Спокойной ночи…
— Спокойной ночи.
11
Еще пару недель Робин вела упоительную жизнь. Праздную жизнь бездельницы. Не профессиональной, конечно, — Робин играла на любительском уровне.
Она была ограничена в средствах, но не во времени, однако ее способы времяпрепровождения не могли порадовать разнообразием.
Ее лучшая подруга работает. Любовника у нее нет. Прочие приятельницы были для Робин не такой желанной компанией — но ведь и они тоже работают.
Робин отсыпалась. Хотя по настроению могла подняться, когда солнечные лучи начинали бесцеремонно щекотать ее щеки и нос из-за неплотно задернутых штор. В таком случае Робин поднималась, принимала душ и отправлялась в ближайший кинотеатр или же в кинотеатр, расположенный в центре города, на ближайший сеанс.
Но хорошие, удачные фильмы имеют тенденцию заканчиваться. Вскоре сеансов для Робин в кино не осталось. А бесконечно пересматривать черно-белую классику или излюбленные комедийные ленты она тоже была не в состоянии.
Были еще фотовыставки, были спектакли. Но, посетив какое-то количество из них, Робин поняла, что ей не с кем поделиться впечатлениями — после выставок или прямо во время осмотра.
Она сходила в салон красоты на массаж, педикюр, сделала восковую эпиляцию на ногах. Все эти процедуры подстегнули желание Робин выглядеть как можно лучше, и она продолжила реализацию планов по улучшению себя в магазинах.
В активе Робин после рейдов по торговым центрам, значительно облегчающих кошелек, были розовые босоножки, лиловая рубашка из модной мятой ткани, еще одни джинсы — на этот раз светло-голубые, сумочка из кожи под крокодила, уйма заколок, поясков, клатчей, красивое нижнее белье, эластичная короткая юбка, приталенный пиджачок…
Робин под конец даже устала сортировать чеки и срезать бирки с новых вещей. Ее гардероб существенно изменился: большую часть старых вещей Робин отнесла в благотворительную организацию, а новые одежки гордо красовались на освободившихся вешалках.
Робин почти перестала есть и похудела еще больше.
Произошло это не потому, что в доме закончилось все съестное, а денег на свежие продукты не было. Робин выяснила, что практически разучилась есть в одиночестве.
Ей хотелось готовить, но лишь для кого-то. Сама же она прекрасно обходилась сандвичем с яйцом или ветчиной. Она перекусывала на ходу. Ей не хотелось доставать салфетки для себя одной, заваривать только для себя чай, печь булочки с корицей, потому что все равно не с кем было разделить эти булочки перед телевизором во время просмотра очередного юмористического шоу…
Она все хуже спала по ночам.
Нет, соседи не шумели, не орудовали перфоратором, не избивали гвозди молотками, воткнув их в смежную с Робин стену. И отопление работало исправно — в квартире не было холодно. Робин отчаянно мерзла под двуспальным пуховым одеялом. Она то и дело просыпалась, долго листала журналы в ожидании сонливости. Она слушала классическую музыку, надеясь заснуть хотя бы под звуки скрипки и фортепиано. Она находилась на грани между сном и явью, плыла в полудреме, видя себя в крепких и сильных мужских руках, а потом просыпалась… и снова ощущала пустоту внутри и вокруг.