Де Роган спокойно выслушал приговор, потом, оттолкнув палача, взошел на эшафот и опустился на колени. Ему завязали глаза, и палач одним ударом отрубил шевалье голову. Кавалер де Прео не спускал глаз с маркизы, которая стояла напротив него и говорила ему последнее «Прости!» Он не захотел, чтобы ему завязывали глаза: голова его скатилась на землю, ее подняли и снова бросили на эшафот.
Храбро взошла на эшафот и маркиза де Виллар. Она встала на колени и стала молиться, а через несколько минут и ее голова скатилась на землю. Теперь наступила очередь Афиниуса ван ден Эндена, который с нетерпением ожидал минуты своей смерти. Но палач, утомленный тремя предыдущими казнями, не торопился. Однако через несколько минут смерть наступила и для ван ден Эндена…
Тела де Рогана и маркизы де Виллар отдали родственникам, которые выпросили у короля эту милость. Кавалера де Прео и Афиниуса ван ден Эндена раздели тотчас после казни, и тела их бросили в телегу вместе с виселицей, плахой и досками с эшафотов…
Царевна Софья
Царь Алексей Михайлович умер, не оставив распоряжения, кто же должен будет занять престол. Наследник престола — царь Федор Алексеевич — скончался, тоже не утвердив за Петром царского достоинства, и царевна Софья подняла стрельцов на бунт. В середине мая 1682 года по полкам проскакали П. Толстой и А. Милославский с криками, что Нарышкины задушили царевича Ивана Алексеевича. Этих вестников явно ждали, и вскоре все стрелецкие полки, кроме Сухаревского, собравшись с иконами, хоругвями и в полном вооружении, двинулись к Кремлю. Всем встречным они объясняли: «Идем выводить изменников и губителей царского рода!» Появление живого царевича Ивана Алексеевича смутило их ненадолго. «Не убили, значит, потом убьют!» — рассудили стрельцы и начали резню, продолжавшуюся несколько дней. Они были убеждены, что не бунтуют, а наоборот — спасают государство от изменников. Всех убитых стаскивали на Красную площадь и разрубали на части, а народ кричал: «Любо! Любо!» Если кто-то вздыхал или молчал, тех тоже убивали.
Удовлетворив свое мщение, стрельцы остались довольны. Дорога была расчищена для Софьи, и в конце мая 1682 года они потребовали: «Да здравствует царь Иоанн! С прочими изменниками да будет воля его! Мы готовы умереть за царя нашего, за обоих цариц, за царевну Софью и царевича Петра!» Таким образом, царевич Иоанн был возведен в царское достоинство против желания своего. Он любил своего брата и охотно уступал ему права на царский престол, окруженный опасностями.
— Я не отрицаюсь, — говорил он запинающимся голосом стрельцам, — исполнить ваше желание и быть царем вашим. Но из снисхождения ко мне допустите любезного брата моего, Петра, царствовать со мною.
23 мая стрельцы прислали выборных с сообщением: они хотят, чтоб царствовали оба брата вместе, в противном случае опять устроят бунт. Для решения такого великого дела был созван собор, на который сошлись патриарх, архиереи и выборные от разных чинов города Москвы. Через три дня дума вместе с патриархом и архиереями решила: Иоанну быть первым царем, а Петру вторым, о чем и было объявлено народу. А 29 мая было объявлено, что правительство из-за молодости обоих государей вручается сестре их — царевне Софьи. Такого на Руси еще не было, но быстро отыскали примеры в истории: толковали, например, о фараоне и Иосифе, а в Риме дева Пульхерия правила вместо малолетних братьев Аркадия и Гонория.
По словам князя Б. Куракина, правление Софьи было «порядочным». Она неспешно подталкивала Россию к Западу, при ней «умножились коммерция и всякие ремесла, и науки почали быть… Также и политес восстановлена была в великом шляхетстве, дворянстве и других придворных с манеру польского — и в экипажах, и в домашнем строении, и в уборах, и в столах».
Став соправительницей, Софья стала давать в Золотой палате публичные аудиенции, причем на голове ее сверкала специально для таких случаев изготовленная корона. Червонцы тоже печатались с изображением царевны, равно как и медали, выбитые в память турецкого похода. Подобно государям, на выходах и парадных приемах она жаловала к руке своей не только бояр и генералов, но также и митрополита; при торжественных молебнах имя царевны Софьи упоминалось рядом с именами царей тотчас после них — прежде царицы и старших царевен. Церковные богослужения в день ее именин стали справляться особенно торжественно — с пением хвалебных стихиров, с участием патриарха и сонма архиереев. Ревниво оберегая свое новое достоинство, царевна Софья «гневалась», когда ее недостаточно почитали…