— Не хотел прощаться с вами перед отъездом, — проговорил он, — но понял, что должен повидаться еще раз. Я буду скучать по вас, Элайзия. Вы наполнили мою жизнь радостью, которой я был лишен долгие годы.
— И все же вы стремитесь ускорить мой отъезд, лорд Лавет.
— Полагаю, вы знаете, в чем причина. Я больше не могу доверять себе, — охрипшим голосом проговорил Фрейзер. — Отныне каждый раз, поднимаясь на эту стену, я буду думать о вас. — Он повернул Элайзию к себе, сжал ладонями ее лицо и заглянул в глаза. — Вы же видите, дорогая, что я люблю вас.
Саймон медленно склонился к ней и приник к ее губам. Его руки нежно гладили лицо женщины.
— Я понимаю, что поступаю бесчестно, — оторвавшись от нее, прошептал он, — и все же не сожалею о том, что сделал.
Элайзия прикрыла ему рот рукой, требуя молчания.
— Тогда нам следует разделить вину, потому что я повинна не меньше вас. Я хотела, чтобы меня поцеловали, Сим.
Признание Элайзии лишило Саймона остатков самообладания. Он снова завладел ее губами и прижал к своей груди. Элайзия обвила его шею руками и, дав волю чувству, ответила на поцелуй. Прошло немало времени, прежде чем они разомкнули объятия, чтобы восстановить дыхание. Саймон спрятал лицо в ее волосах и полным смертельной муки голосом произнес:
— Как мне отпустить тебя, любимая? Как я могу отправить тебя к нему?
— Я не хочу уезжать. Я люблю тебя, Сим. Я люблю тебя, — всхлипнула Элайзия.
Саймон со стоном подхватил женщину на руки и направился в свою комнату.
На следующее утро Дэвид Гордон беспокойно шагал взад-вперед по залу, ожидая появления матери.
Наконец юноша увидел ее и по выражению лица понял, что что-то произошло. Подозрения подтвердились, когда мать попросила сына присесть.
— Я предпочитаю стоять, достаточно насиделся за последнее время. Так в чем дело, мама?
— Дэвид, то, что я намерена сказать, причинит тебе боль. К сожалению, мне неведом способ облегчить твои страдания. — Ее голос дрожал от обуревавших эмоций. — Я не вернусь в Стрейлоу. Я уезжаю во Францию с Саймоном Фрейзером.
— С Фрейзером? Боже мой, мама, но почему?
— Я люблю Саймона, Дэвид. Мы едем во Францию надолго.
Наконец до Дэвида дошел смысл ее слов. Молодой человек отвернулся и замотал головой.
— Больше ничего не говори. Я ничего не желаю слышать. Не могу поверить, что ты намерена стать его любовницей.
— Я уже стала его любовницей, Дэвид.
Он резко повернулся и устремил на нее взгляд, полный страдания и гнева.
— Моя мать — прелюбодейка! Я прикончу этого ублюдка и не позволю ему превращать тебя в шлюху!
— Тогда убей и меня, Дэвид, потому что ты и Саймон — единственные, люди, кого я люблю и не перенесу, если один из вас падет от меча другого. — Элайзия взяла сына за руку, но Дэвид оттолкнул ее, и этот поступок отозвался в сердце матери мучительной болью. — Дэвид, мне было четырнадцать лет, когда твой отец появился в нашем доме. Гордон изнасиловал меня, и вскоре стало ясно, что я жду ребенка. Мой отец потребовал, чтобы он женился, и Дункан согласился, хотя мне до сих пор трудно понять почему. Роды прошли очень тяжело, а потом выяснилось, что я больше не смогу иметь детей, поэтому, если бы вместо тебя родилась девочка, твой отец просто выгнал бы меня из дома. Однако я дала ему законного наследника, и мне позволили остаться. — Элайзия тяжело вздохнула, глядя в спину сына. — За годы жизни с Дунканом я никогда не знала ласки. Это грубое бесчувственное животное изводило меня физически более двадцати лет.
Дэвид, едва сдерживая ярость, повернулся к ней лицом.
— Но почему ты давным-давно не ушла от него? Элайзии хотелось плакать при виде страданий сына.
— Тогда мне пришлось бы расстаться с тобой. А это невозможно. Твой отец знал и жестоко мучил меня.
Дэвид Гордон всегда подозревал, что мать живет в Стрейлоу только ради него. И все же не мог смириться с ее решением, считая его аморальным. До сих пор для него она была безупречным созданием. Но сейчас иллюзии развеялись, и идол, которому он поклонялся многие годы, пал.
— Дэвид, я рассказываю тебе об этом не для того, чтобы вызвать жалость. Просто мне хочется облегчить твои страдания. Я понимаю, что больше не могу пользоваться твоим уважением, но молю об одном: не лишай меня своей любви.
— Я никогда не перестану любить тебя, мама. Если бы такое было возможно, твои слова не ранили бы меня столь сильно.
— Наступит день, когда ты найдешь в себе силы простить меня.