Последние отзывы

  69  

Харитонов торопился, но каша была до того горячей, что обжигала горло. Хорошо, что курица была не такой обжигающей и он смог съесть ее в считанные секунды. Оглянувшись, он, к своему удивлению, заметил, что миска Евдокии уже пуста.

– Четырнадцатая колонна! Оканчивайте!

Евдокия встала и нетерпеливым взглядом подгоняла мужа. Пришлось Харитонову оставить почти треть своей каши – есть так быстро он уже не мог, а кроме того, болело обожженное горло.

На улице летел мелкий колючий снежок. Колонна уже почти построилась. Харитонов сразу заметил свое место, узнав неприятную соседку справа.

Колонна тронулась в обратный путь.

Навстречу им шагали другие колонны, еще не получившие официального поздравления и не отобедавшие в Доме культуры.

Снова прошли мимо черного мавзолея, но теперь он был справа, и Харитонову удалось разобрать некрупную надпись, сделанную белой краской над входной дверью, у которой мерз одинокий пеший всадник в белой шинели с винтовкой за плечом.

«Трохимчук Петр Федорович» – было написано над дверью, и показалась эта фамилия Харитонову не то что не геройской, а просто не революционной. Простой была фамилия, как простым был кирпич, стоявший посредине стола у них дома.

Вскоре колонна вернулась к заграждению, и там всадник на белой лошади и в белой шинели расформировал ее и выпустил за ограждение, и снова Евдокия и Василий оказались единственной парой, идущей по улице, и снова Евдокия ловила на себе завистливые женские взгляды.

Придя домой, первым делом почистили свои пальто.

Потом попили чай, радостно вспоминая уходящий праздничный день.

– Дуся, – обратился Харитонов, – а я в пятнадцатой колонне мужика видел.

– В пятнадцатой?! – Евдокия уставилась в потолок, припоминая. – Должно быть, учитель. Точно, учитель, географии учит.

– Географии?! – Василий чуть не подпрыгнул на стуле от радости. – А где?

– В школе, где же еще?

– Так у вас и школа есть?

– У нас все как у людей, – обиделась Евдокия.

– А почему мужиков почти нет?

– В армии все. Мы же во вражеском окружении живем… Того и гляди, война снова начнется! Ой, тогда и тебя заберут! – слезы закапали из глаз Евдокии.

– Да брось ты, дура! С чего войне начинаться?

– Ну как же! Они ж не хотят, чтоб мы всегда так хорошо жили!

– Кто они? – серьезно спросил Василий.

– Америка, враги, – взбудораженно ответила Евдокия. – Они будут все делать, чтобы нам плохо жилось. Ой, боюсь я этого!

– Да ладно, не бойся! – приговаривал, попивая чай, Василий. – Мы самая большая в мире страна. Кого хочешь победим.

За окном темнело и в наступавших сумерках снова летел снег, пушистый хлопьевой снег, словно приучая людей к своему затянувшемуся присутствию. Он ложился на стекло, но уже не таял, а намерзал узорчастой ледяной коркой, через которую и утренний свет-то проникал внутрь с трудом, многократно преломляясь и делаясь оттого менее светлым и ярким.

Было еще темно, когда Евдокия шмыгнула из-под ватного одеяла, стараясь не разбудить Василия и, накинув ситцевый халатик, тихонько притворила за собой дверь, ведущую на кухню.

Донесшийся с улицы негромкий, но настойчивый фабричный гудок заставил поспешить. Она завернула по привычке кастрюлю с завтраком для мужа в старый ватник и, поставив ее на стол, торопливо переоделась и пошла на работу.

Харитонов встал позже. Есть ему не хотелось, но, вспомнив о крысе, он вытащил из кастрюли две еще теплые картошины и положил их на пачку газет в углу.

На улицу не тянуло, но Харитонов твердо решил отыскать школу и встретиться с учителем географии, шедшим вчера в пятнадцатой колонне. Почему-то он был уверен, что учитель – человек хороший, добрый и наверняка поможет ему разобраться, где он находится. А если будет удача, то и подружится он с ним. Трудно ведь так одному, даже если баба есть. О чем с ней толковать можно?! Другое дело – с мужиком!

Хоть и решил Харитонов, что уже нашел он и очаг, и жену, и покидать этот город не хотел, хоть и не нравилось ему что-то, а что-то другое казалось странным и непонятным, но не мог он отогнать и мысли о дороге, приходившие к нему довольно часто и ставшие как бы частью его мечтаний о будущем. И вот то, что не нравилось ему в городе или было непонятным, как бы говорило ежедневно: «Уходи ты отсюда!», а Евдокия так же ежедневно, придя с работы или же уходя на нее, обнимала тепло Василия и так же тепло говорила: «Милый ты мой! Навек мы вместе!» И была Евдокия живой и ласковой, а потому он и слушал больше ее, чем какие-то смутно звучащие подозрения и опасения.

  69