Последние отзывы

  71  

Потом темнело. Возвращалась с работы жена, целовала его, щекоча щеки выбившимися из-под платка и поэтому смерзшимися косичками волос. Вместе ужинали и по очереди бросали тоскливые взгляды на замутненное морозными узорами окошко. Ложились спать обнявшись и по раздельности вставали каждое утро. И длилась жизнь, и длилась зима, не принося никаких изменений. Шел снег, мела поземка.

– Васенька, – прошептала Евдокия однажды. – Только ты не бойся… У нас будет ребенок.

На лице у Харитонова появилась глупая неуправляемая улыбка. Он притянул к себе жену и крепко поцеловал.

– Ой, а я так боялась сказать! – часто дыша от волнения, говорила она ему в самое ухо, согревая ухо до красноты своим жарким дыханием.

После этого время как бы замедлилось, и жизнь Василия и Евдокии тоже замедлилась, хотя Евдокия все так же уходила на работу и возвращалась домой, а Харитонов, научившись избегать встреч с белыми лошадьми и всадниками в белой форме, бродил по городу и время от времени пил чай у учителя географии, которого звали Семен и который, хоть и родился далеко на Украине, а сюда попал по распределению, очень много знал об этих местах. Подружились они крепко, и вскоре странник даже помогал учителю отмывать контурные глобусы от красной и синей красок для следующих уроков. Хорошо, что краска была слабая и легко смывалась мокрой тряпкой. Иногда учитель доставал старую карту, где названия губерний и городов писались еще по-старинному с ятями и ерами, и они подолгу рассматривали ее. Странник вслух дивился обширности страны и открывшейся ему недавно длине своего пешего перехода, а учитель всему удивлялся молча, не роняя попусту ни слов, ни вздохов.

Возвращаясь однажды от учителя, Харитонов приметил на столбе незнакомое объявление. Надо сказать, что до этого он видел только воззвания и призывы, но это объявление выглядело более мирно и написано было от руки синими чернилами, которые от мороза полиловели: «На часовой завод требуется чернорабочий». О том, что в городе есть часовой завод, он ни от кого не слышал и теперь разволновался, как разволновался однажды при виде карты у учителя. Запомнив адрес завода, он решил завтра же наведаться туда. Если уж там нельзя узнать время, месяц и год, то, стало быть, отменены все эти привычные деления времени и жизни.

Дома его встретила заплаканная Евдокия. Такой Василий ее никогда не видел.

– Ты чего дома? – удивился Харитонов, остановленный на пороге ее странным видом.

– Беда, – выговорила она с трудом. – Облава на фабрике была… И нашли у меня две «смирилки», что я припрятала, чтоб нашему ребеночку ползунки скроить.

– Забрали? – спросил Харитонов, не понимая, чего плакать из-за двух смирительных рубашек.

– Угу, – промычала она сквозь слезы. – Сказали сидеть дома и никуда не выходить. Я подписалась, что буду дома сидеть…

– Ну ничего, – пытался успокоить жену Харитонов. – Посидишь, отдохнешь. Чего они сделают?

– Правда? – Евдокия глянула на мужа с надеждой. – Я тоже думаю, что беды-то с этих двух «смирилок»?

После ужина Евдокия перепрятала лежавшие в ящике под кроватью «смирилки» и только после этого окончательно успокоилась.

Утром, как только затих цокот лошадей по булыжнику, Харитонов надел старое пальто, которое носил с праздника, и направился по адресу часового завода. Путь был долгим и вывел его за город, но не туда, где примыкали к бывшему Пафнутьевску неплодоносящие сады, а в другую сторону. Наконец он увидел невысокое зданьице, покрытое позеленевшей от мха черепицей, наполовину спрятавшееся за проволочным заграждением. Харитонов пролез в дыру в заборе и оказался, должно быть, на территории завода. Было так тихо и мирно, что со стороны города слышался какой-то неопределенный шум.

Харитонов огляделся вокруг и, озадаченный, подошел к зданьицу. Дверь была приоткрыта, и из нее на деревянный порог выплывал горячий пар, отчего на пороге ни наледи, ни снега не было.

Харитонов вошел и оказался в коротком коридоре, по полу которого также стелился пар. На стене висели два красных вымпела «Победителю ударного труда».

Из-за следующей двери донеслась матерщина, выпаленная на одном дыхании разъяренным мужским голосом. Харитонов набрался смелости и открыл дверь.

Воздух в помещении «плавал» из-за жары, расплавляя контуры и очертания предметов. Высоченный мужик стаскивал с раскаленной печки железный ящик. Видно, ящик был тяжелым и горячим и, хоть у мужика на руках были толстые тряпичные рукавицы, приходилось ему нелегко. Он, стоя спиной к Харитонову, еще разок поднапрягся и с очередным выдохом матерщины дернул ящик на себя. На этот раз попытка удалась, и черный железный ящик шумно грохнулся на деревянный пол. Харитонов подошел поближе и увидел, что ящик наполнен каким-то ярко-красным порошком.

  71