92 
Он спешился, снял шляпу, пригладил растопыренными пальцами потные волосы, снова надел шляпу и поднял взгляд на нее.
— Нет, — сказал он.
Она стояла, держала коня. Отвернулась. Ее темные глаза наполнились слезами. Он спросил ее, почему она хочет ехать с ними, но она лишь тряхнула головой. Он спросил, может быть, она чего-нибудь боится, может быть, ей здесь есть чего опасаться? Она не ответила. Спросил, сколько ей лет, она сказала, четырнадцать. Кивнул. Пнул каблуком гребень засохшей грязи под ногами. Поднял взгляд на нее.
— Alguen le busca, [321] — сказал он.
Она не ответила.
— ¿No se puede quedar aquí? [322]
Она покачала головой. Сказала, да, здесь оставаться она не может. И что ей вообще идти некуда.
Он бросил взгляд через двор, залитый мирным вечерним светом. И сказал, что ему тоже идти некуда, так какой же прок с него может быть ей, но она лишь покачала головой и сказала, что пойдет с ними и, куда бы они ни шли, ей все равно.
На рассвете следующего дня, пока он седлал коня, из домов выходили работники с дарами. Несли тортильи и перцы, carne seca [323] и живых кур, цельные головы сыра и многое другое, пока провизии не оказалось столько, что просто не увезти. Хозяйка Муньос сунула Билли нечто и сразу отошла, и это нечто оказалось горстью монет, увязанных в уголок тряпицы. Он попытался отдать узелок ей обратно, но она отвернулась и без слов удалилась в дом. Когда выезжали со двора, девушка ехала вместе с Бойдом на его непоседланном коне, обхватив его обеими руками вокруг пояса.
Все утро они ехали на юг, лишь в полдень остановились подкрепиться. Наелись дареного провианта до отвала и спали под деревьями. В тот же день попозже в нескольких милях южнее Лас-Бараса, на дороге от Лас-Бараса на Мадейру, они попали в такое место, где кони вдруг заартачились и, храпя, встали посреди дороги.
— Глянь туда, — сказал Бойд.
На цветущем лугу в отдалении от дороги стояла лагерем оперная труппа. Между кибитками, поставленными бок о бок, для создания тени был натянут брезент, а под ним огромный холщовый гамак и столик с чайником и чашкой, и в получившемся укрытии, с японским веером в руке, расслабленно отдыхала примадонна. Из отворенной двери одной из кибиток слышались звуки виктролы, {62} а подальше, в поле за луговиной, на которой располагалась стоянка актеров, многочисленные крестьяне, уперев в землю свои орудия, со шляпами в руках слушали музыку.
Она услышала на дороге лошадей, села в своем гамаке и приставила руку к глазам, защищая их от солнца, хотя солнце было у нее сзади, а под брезентом она и без того была в тени.
— Похоже, они встали табором, как цыгане, — сказал Билли.
— Так они и есть цыгане.
— Кто сказал?
— Да все.
Уши коня описали четверть круга, повернувшись на источник музыки.
— Похоже, у них что-то случилось.
— Почему ты так решил?
— Иначе бы они уже уехали гораздо дальше.
— Да, может, они просто решили здесь остановиться.
— Чего ради? Здесь же ничего нет.
Билли наклонился и сплюнул:
— И что? Думаешь, она тут одна?
— Откуда я знаю.
— А на коней-то что вдруг нашло?
— Понятия не имею.
— Смотри, она нас в бинокль разглядывает.
Примадонна нашарила на столике театральный бинокль с ручкой и, поднеся к глазам, направила его в сторону дороги.
— Слезаем?
— Ну давай.
Они взяли коней под уздцы и пошли с ними по дороге, а девушку послали узнать: вдруг женщине что-нибудь нужно? Музыка смолкла. Женщина что-то сказала, обращаясь к тем, кто в кибитке, и музыка заиграла вновь.
— Тут мул погиб, — сказал Бойд.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, да и все.
Билли обежал глазами стоянку труппы. Никаких животных он там не заметил.
— Да мулы, наверное, у них стреножены — вон там, в дубняке, — сказал он.
— Нет, там их нет.
Когда девушка вернулась, она сказала, что один из мулов погиб.
— Ч-черт, — сказал Билли.
— Как? — сказал Бойд.
— И вы в этом все виноваты.
— Виноваты в чем?
— В смерти мула. Она это вроде как знаком показала.
— Знаком мертвого мула?
— Ну да.
Бойд наклонился, сплюнул и покачал головой. Девушка стояла, держа ладонь у глаз козырьком, ждала. Билли оглядел ее. Ее тонкое платье. Пыльные ноги. Ступни в уарачах, сделанных из полосок кожи и куска невыделанной шкуры. Спросил ее, давно ли оттуда ушли мужчины, и она ответила, что уже два дня.
92 
